Брюхо Петербурга. Очерки столичной жизни

Показываю, рассказываю:
Про города все столичные,
Потому преотличные!
– А вот и я, развеселый грешник,
Великопостный потешник —
Петербургский раешник
Со своей потешной панорамою:
Верчу, поворачиваю
Публику обморачиваю:
А себе пятачки заколачиваю!
Вот изволите видеть:
Город Лондон!
Живут там англичане,
Вечно в дыме и тумане.
Там на десять богачей —
Миллион стрекачей,
В дыму не имеют хлеба,
А так себе шляются,
Кой-чем побираются!
А это – город Константинополь
По-прежнему Царьград.
А кто туда попадет,
Так и сам не рад.
Там живет турецкий султан,
Он имеет свой «диван».
А на диван-то не садится,
Потому что сам его боится.
А это – город Париж!
Когда туда приедешь.
Так угоришь.
Оттуда каждого года
Идет к нам мода.
Наша знать
Ездит туда денежки мотать:
Туда-то едут с полным золота мешком,
А оттуда возвращаются без сапог пешком.
А это – город Питер,
Которому еврей нос вытер.
Это город – русский.
Хохол у него – французский,
Рост – молодецкий,
Только дух – немецкий!
Да это ничего: проветрится!
Воды в нем – тьма-тьмущая:
Река течет пребольшущая,
А мелкие реки не меряны,
Все счеты им потеряны!
А вот и петербургская дама,
Только не из Амстердама;
Приехала из Риги
Продавать фиги.
Купеческих сынков обставляет,
Да сети им расставляет.
Карьеру начала с прачки,
Да давали ей много потачки…

Около раёшника – всегда толпа разной молодежи, преимущественно школьников и гимназистов.

Посмотреть на народное гулянье приезжают и воспитанницы Смольного института. В царских каретах смолянки объезжают гусем вокруг Марсова поля и возвращаются домой. Народ толпится шпалерами, заглядывая в окна карет.

В конце масленой недели, в прощеное воскресенье, веселый разгул достигает наивысшей степени. Праздник зимы в полном разгаре. Кажется, что весь Петербург находится в стремительном, безостановочном движении. Все катаются. По Дворцовой набережной один за другим тянутся вереницы рысаков с накинутыми на них зелеными и голубыми попонами; солидные кучера в синих кафтанах, красных опоясках, в шапках о четырех углах едва сдерживают ретивых коней. Побрякивая колокольчиками, бешено мчатся «тройки удалые», подымая позади себя снежную пыль; на сиденье саней накинут богатый ковер, в ногах – медвежья полость; громко разговаривая и смеясь, веселая компания дам и кавалеров спешит в «Аркадию», «Ливадию» или какой-нибудь другой загородный притон. Чухны безжалостно бьют своих измученных лошаденок, подряжаясь катать публику по часам. В иные сани, точно снопы в возу, нагромождается такая многочисленная семья, что чухонцу не хватает места, и он тащится пешком, рядом со своею лошадью.

На улицах то и дело попадается разгулявшийся простой народ – душа нараспашку. Но вот среди всеобщего веселья мерно раздается вечерний звон церковного колокола: завтра начинается Великий пост.

В чистый понедельник улицы заметно пустеют, как будто после морового поветрия…