Брюнетка в клетку

— Хочешь, посидим в саду? — спросил Жидков, прижимая к себе предполагаемые вещдоки. — Можно полежать в тенечке, подремать. Ах, да! Дремать тебе не полагается. Ну, я подремлю, а ты почитаешь мне газету.

— У меня другое на уме, — шепотом ответила Лариса.

— Вот это да! — обрадовался Жидков. — Я так рад, что ты согласилась.

— Согласилась на что?

— Как на что? Ты как маленькая, в самом деле. Сама сказала: «У меня другое на уме».

— Я с тобой о деле говорю, — прошипела Лариса. — Можешь найти старые альбомы с фотографиями?

— Могу. Наверное. Хочешь посмотреть на Анечку Ружину, верно?

— Хочу, а что?

— Сколько ей сейчас?.. Сбежала она в семидесятом, когда ей только-только исполнилось восемнадцать. Значит, сейчас ей… Э-э-э… Пятьдесят один. Вряд ли ты ее узнаешь, даже если встретишь на улице после просмотра фотографий.

— Мне просто интересно.

— Мне самому интересно, — пробормотал Жидков. — Но ты ведь все равно меня не отпустишь рыскать по дому одного.

— Да уж, конечно, не отпущу. Ты, к слову сказать, весьма неожиданно вырвался из-за стола. Это против правил!

— Я отсутствовал всего минуту.

— За это время ты мог поговорить по мобильному телефону.

Она еще не закончила фразу, когда у Жидкова в кармане рубашки зазвонил тот самый мобильный.

— Ты его взял! — воскликнула Лариса. — С подоконника! Так я и знала.

— Ну, взял. Это же мой телефон. Ладно, не напрягайся. Я отвечу?

— Отвечай, но под моим контролем.

Жидков приложил ухо к трубке и наклонился, чтобы Лариса тоже смогла слышать. Она прижалась к нему щекой и уставилась было невидящим взором в пространство, когда в поле ее зрения появился Уманский. Вероятно, он слышал их диалог и был потрясен, хотя и пытался это скрыть. Однако изумление прорывалось через все барьеры, которые он ему поставил, — сжатые губы, сдвинутые брови, наморщенный лоб. Еще бы! Невеста держит под контролем жениха до такой степени, что даже прослушивает его телефонные разговоры!

— Алло! — сказал Жидков своим обычным ловеласским тоном. Голос у него стал особенно мягким, даже вкрадчивым.

— Антон Никифорович? Вас беспокоят из магазина «Джентльменский набор». В течение месяца после дня рождения клиенту предоставляется пятнадцатипроцентная скидка на покупку товаров в нашем магазине плюс к пятипроцентной скидке по дисконтной карте. Итого получается двадцать процентов. Совеем неплохо! У вас есть еще неделя, не желаете ли воспользоваться скидкой «день рождения»? Как именинник этого месяца?

— С удовольствием, — ответил Жидков, слегка, впрочем, померкнув. Вероятно, он ожидал услышать какую-нибудь из своих цыпочек, окончательно его забросивших. — Обязательно к вам заеду.

— Не тяните с этим, — предупредила любезная девушка.

Лариса с трудом отлепила свою щеку от щеки Жидкова. Уманский, который стоял поблизости, не сдержался и хмыкнул.

— Она меня ревнует, — с удовольствием сообщил ему Жидков. — Вас никогда не ревновали?

— В такой форме — нет. — Он оглядел Ларису с ног до головы, но поинтересовался совсем другим:

— Рука сильно болит?

— С чего вы взяли, что сильно?

— Ну-у… Вы так выли на лестнице.

— Я не выла! Я плакала.

Жидков, размышлявший о своем, перебил их и обратился к Уманскаму с насущным вопросом:

— В своих странствиях по дому вы нигде случайно не встречали альбомов с фотографиями? Каких-нибудь старых и пыльных?

— Альбомов? — Уманский закатил глаза, немедленно позабыв о Ларисиной травмированной руке. — Кажется… Кажется, у Анжелики в комнате лежит большой альбом. И еще у ее матери. То есть у вашей тетки, если я правильно разобрался в родственных связях.

— Правильно разобрались, — кивнул Жидков. — Значит, у Фаины… И я этим не удивлен.

— У нее их целая куча.

— Придется идти к ней, ничего не попишешь. Или нет! Лучше я подошлю маман. Пойдем, милая, поищем мою мамочку.

— Она на веранде, — сообщил Уманский и еще раз осмотрел Ларису с ног до головы.

Она была раздосадована. Надо же! Как он оказался безразличен к ее травме. И еще сказал, что она выла на лестнице. Мерзавец.

Они с Жидковым вышли на веранду, где расположилась Маргарита.

— Мама, у меня к тебе дело, — подсел к ней Жидков.

Лариса тем временем размотала бинт и принялась разглядывать свою руку. Рука была абсолютно нормальной, белой.

— Ищете следы насилия? — спросил у нее за спиной Уманский. — По-моему, там ничего нет.

— Нет, есть.

— Дайте сюда. — Он схватил ее за запястье, и Лариса тотчас вскрикнула:

— Ой-ой-ой!

— Да ладно вам прикидываться! Все чисто.

Она вырвалась и смерила его презрительным взглядом:

— У меня там… внутренние повреждения.

— Я всего лишь шлепнул вас по пальцам, — возмутился Уманский. — А вы разыграли тут целый спектакль. Хотите сделать из меня мерзавца?

— Когда мужчина замахивается на женщину, он становится мерзавцем автоматически.

Уманский открыл рот, чтобы в очередной раз возразить, но тут на веранде появились Мишаня с Симоной. Он пожал плечами и, так ничего и не сказав, спустился в сад.

— Вы всерьез говорили про убийство? — осторожно спросила Мишанина девушка, глядя на Ларису из-под челки глазами доброй лошадки.