Спуск продолжался значительно дольше, чем можно было ожидать — то ли здешних завсегдатаев-психов полагалось транспортировать с максимально возможной деликатностью, то ли шахта уходила вниз этажей этак на десять — что, конечно же, вряд ли. Но вот наконец кабина остановилась, и двери лифта распахнулись. Еще один коридор, на этот раз совсем короткий, дверь с тугим доводчиком — и мы в просторном холле.
Сходу определить, куда именно меня привели, нежданно оказалось не так-то и просто. На приемный покой психиатрической клиники — ну или на то, как я себе таковой представлял — помещение, откровенно говоря, совсем не походило. Хотя само слово «приемная» сюда так и просилось. Приемная — как место обитания секретаря средней руки предпринимателя или чиновника. А может, главврача больницы? Да, вот, кажется, и ответ!
Секретарь, к слову, была в наличии — коротко стриженная девушка в строгом деловом костюме сидела за высокой стойкой перед компьютерным монитором и что-то сосредоточенно печатала.
— Танюша, привет! — шагнул к ней Федор Федорович. — Гроссмейстер на месте?
Я аж вздрогнул. Серьезно, гроссмейстер? На ум мне почему-то сразу пришел незабвенный образ Остапа Бендера. «Гроссмейстер сыграл е2 — е4!» Кстати, интересно, существуют ли здесь «Двенадцать стульев»?
Впрочем, я даже не был уверен, что эта книга встречалась мне в реальности прошлого месяца. Читал я ее давно, десятка два роковых пятниц назад — с тех пор что угодно могло произойти… Эх, хорошо, что доктор не слышит моих мыслей, иначе точно упек бы в дурку! С другой стороны, разве не к этому все и идет?
— Здравствуйте, Федор Федорович, — не отрываясь от своей работы, откликнулась между тем труженица клавиатуры. — Анатолий Сергеевич вас ждет.
Гроссмейстер Анатолий Сергеевич? Может, «Гроссмейстер» — это фамилия? Доктор Броменталь, доктор Рошаль, доктор Гроссмейстер — почему нет? Тем более, в новой реальности. Ну в самом деле, не в шахматы же меня сюда привезли играть!
— Отлично! — до сих пор мне казалось, что сиять ярче Федора Федоровича невозможно физически — но нет, сам же он легко и побил свой собственный рекорд. — Подождите здесь, — обернулся врач к нам с санитаром, указав на ряд стульев у стены. — Уверен, много времени это не займет.
С этими словами, одернув халат, он скрылся за массивной дверью, расположенной справа от секретарской стойки.
Мы с моим конвоиром послушно уселись, куда нам было велено. Едва коснувшись задницей стула, санитар тут же прикрыл глаза, провалившись в привычную дремоту, я же, не имея лучшего занятия, принялся рассматривать помещение.
Помимо двери, через которую мы сюда попали, и той, в которую вошел Федор Федорович, из холла вело еще два выхода. Окна отсутствовали — но это понятно, подземный же этаж! Помимо стойки секретаря и стульев для посетителей другой мебели в комнате не имелось.
Зато прямо перед моими глазами — на противоположной стене — красовался круглый барельеф с изображением колонны — похожей на Александровскую в Санкт-Петербурге, только без ангела и креста. Подножие ее омывали бурные волны, над вершиной нависали тучи, из которых била молния, между водой и небом кружил вихрь, но с первого взгляда было ясно, что все это буйство стихий пропадет втуне. Столп им нипочем не поколебать.
По нижней части окружности барельефа шла надпись: «Ради лучшего будущего». Сверху значились цифры: 1697. Год?
Хм, что бы это все значило?..
Засмотревшись на барельеф, я и не заметил, как в холл кто-то вошел. И, только услышав, как вновь прибывший здоровается с секретарем Танюшей, обернулся: к стойке привалился парень на год-два старше меня, худощавый, светловолосый, одетый в черные джинсы и широкую болотного цвета рубашку. Скользнув взглядом по мне, он неуверенно — словно бы на всякий случай — кивнул и, не дожидаясь реакции, перевел взгляд на моего соседа-санитара:
— Привет, Горилла!
— Привет, коли не шутишь, — не поднимая век, бросил в ответ тот.
— Сергеич у себя? — повернулся парень к секретарю.
— У себя, но занят. У него там Эф Эф.
— Давно?
— Только зашел.
— Черт, не повезло! — огорченно вздохнул парень. — Мне всего-то на минутку — по Оренбургу доложиться…
— Из-за этого вашего Оренбурга все и в мыле сегодня, — проговорил неожиданно санитар, открыв наконец глаза, но общей расслабленной позы не поменяв. — Вот скажи мне, Петруха, какого Уробороса вас с Витьком понесло на миссию в неурочный день?! Что, не дождался бы вас Пугачев, снял осаду и ушел в киргизскую степь?
— Так мы-то тут при чем? — явно растерялся от такой претензии парень. — Как Машина рассчитала, так и пошли. Там по сроку уже на грани было, ждать июня — вообще не вариант… Да и предупредили же всех!
— Предупредили они… А нам расхлебывай…
— Что ты ко мне привязался? — взвился Петруха. — Приказ Сергеич отдал. Не нравится — ему и выскажи!
— Я что, по-твоему, с дуба рухнул? — буркнул санитар.
— Эй, добры молодцы, а ничего, что в комнате вообще-то посторонний? — оторвавшись от своего компьютера, запоздало вмешалась секретарь.