Выстроился он кельей на высокой горе, у подножия которой протекала река. Здесь пришлец очутился в полном уединении и, стало быть, в таком месте, которое никому не принадлежало. Он начал валить и расчищать лес; приготовлял место для пашни, на которой неустанно трудился, а в келье также неустанно молился Богу. Здесь же нашли его случайно, но вскоре другие блудящие люди, известные в те времена под именем «гулящих людей», то есть оставившие разоренные дома, не платившие никаких податей и ищущие пашни при содействии и под защитой влиятельных людей и опытных хозяев.
Отшельник, сделавшись духовным лицом, мог быть именно этим защитником и сберегателем людского труда. Все уже знали тогда, что татарские власти особенно почитали русское духовенство и ему подвластных. Они освобождали их от всех податей и повинностей, позволяли судиться своим судом. Живущие на монастырских землях свободны были от всех даней на вечные времена, а также и от всяких пошлин. Таким людям дозволялось даже убить татарина, попавшегося на воровстве, и не отвечать за это никому.
Строили свободные люди усердием своим церковь Спаса. Проходящий игумен постригал подвижника в монахи, ближний епископ посвящал его в иереи: ставился монастырек из пришлых людей, из которых одни делались хозяевами-монахами, другие - рабочими, то есть бельцами, основатель -игуменом. Под деревянным монастырьком выстраивалась из свободных людей слобода, жители которой и тянули тягло на церковь и на князя. Они перестали называться «гулящими» и «бобылями», а сделались людьми тяглыми, живущими под Христом, - «крестьянами».
Они тынили монастырь и двор, сгоном орали землю на монахов, сеяли, жали, возили сено, косили десятинами и также возили на монастырский двор. По большой реке они же ставили зимой и летом езы, ходили на невод по малым притокам, осенним временем били бобров и забивали истоки; прудили пруды, оплетали сады. На Пасху и Петров день приходили к игумену со всем, кто что мог принести.
Молотили рожь, пекли хлебы, мололи солод и варили пиво уже сами иноки, во главе которых образцом и примером стоял неусыпный настоятель.
Соединенными и усердными трудами вскоре пришельцы достигли того, что могли ставить запасные избы и назначать дворы, на которые и созывали новых насельников. Свободно располагавшие выбором места для жительства особенно усердно шли сюда и оставались здесь. Бессемейные и престарелые постригались. В монастыре вскоре объявился настоятель и братия со властями: келарем, трапезником, ватажником, дьяком и даже посельскими старцами в то время, когда настойчивым трудом удалось врубиться далеко в лес и устроить отдаленные хозяйства.
Один раз, идя на такое дело, в одной стороне новые люди натолкнулись на соседа. Дело было так.
Накосили монастырские пришельцы сено, сложили в стога, приехали с возами взять сено про зимний запас, а оно все растаскано, и остожья вырыты и брошены. Стали допрашиваться, стали искать; объявились такие же новые пришлые люди, расчистившие лес и заводившие пашню. Межи встретились и перепутались.
Клали соседи между собой такой обычный уговор: «что от пня к дубу, а от дуба к лесу, да на березу, а на березе сук вислой» - то наше; и опять путались, опять начинали споры. Из чужих людей выбирался любой пройти по меже и для доказательства призвать в посредники и свидетели мать сыру землю (то есть положить на голову дерн), но монастырщина принимала то дело за языческое. Выбирался из них один: брал образ Пречистой, ставил себе на голову и шел по той же меже, которая казалась ему справедливой, и решал спор. Но и этого оказалось мало: надо было обращаться под защиту властей.
На беду и кстати, в другой раз и в другой стороне, объявлялось новое горе: попались неведомые люди, черномазые, скуластые, сыроядцы. Земли они не пахали, а на лес была у них вся надежда: тут и зверь, и птица, то есть товар и пища. Тут и святые места, где жили боги их и стояли в виде деревянных чурбанов. Эти шли с упорством и оружием, грозили пожечь все и всех выгнать.
Надо было строить земляную крепость и искать сильной защиты: явилась вторая большая нужда.
Сам настоятель собрался в путь. Трудными непроезжими дорогами добрался он до стольного города, где при помощи благочестивых добрых людей доходил до властей. Объявляли ему государеву милость: в сочельник на Рождество Христово становиться пред государевы светлые очи.
Когда на «стиховне» начали певчие государевы петь стихари, дальний пришлец подходил со святыней. Государь сходил с своего места и, не отходя от него, принимал своими руками ту святыню - образ Спаса, просфору и святую воду в восковом сосудце.
Робкого и смиренного старца жаловал он к руке и сам от него благословлялся, указал послать подачу и старцев и слуг кормить, думному дьяку выслушать челобитье и дать царскому богомольцу грамоту за печатью.