Бродячая Русь Христа ради

Нарушали старцы обеты целомудрия и воздержания, переменяли прежний монастырский устав: привозили к ним вино горячее, сами они сытили и квасили медвяные квасы, и то пьяное питье пили и пьяными на народный соблазн по двору шатались и валялись на глазах всех, к посрамлению святого места. В том пьянственном обычае иные священники и клирошане и простая братия закоснели. Оттого происходили вражда, и мятежи, и всякие неустройства; соборные старцы держали у себя многих учеников и под начало священникам и доброго жития престарелым старцам их не отдавали, а жили с ними в монастыре кельями и заговором.

По старине судил эти дела сам царь. Писал он грамоты, посылал строгих настоятелей с строгим наказом «смирять монастырским всяким смиреньем, смотря по вине, кто чего дождется, чтобы впредь того не было»; но грех был неуступчив и упорен: стихал он при строгом и возрождался при новом слабом игумене.

Долготерпеливый и мягкий сердцем, народ сохранил в памяти имена строгих строителей, но монастырские видимые и крупные грехи отпустил и не запомнил. Излюбленное место по-прежнему почиталось святым. Остались следы грехов только в царских грамотах да в сказаниях, записанных грамотными. Только им обязана история, что вместе со строгими сохранилась память и о злых, и, между прочим, о таком, который хозяйничал и в описываемой нами обители.

Про себя он придумал роскошный образ жизни: умывался не иначе как кипяченой и процеженной сквозь тонкое полотно водой; от своей кельи в ограде до братских келий и церкви ездил на лошади, хотя бы то было и летнее время. Ел он ячменный хлеб из зерна, кожицу которого соскабливали ножичком нарочно приставленные к тому делу женщины и девицы. Зерно мололи на мельницах, нарочно для этой цели устроенных, и всякий день пекли булки и хлебцы свежие; уху варили не иначе как из живой рыбы и лапшу на сливках. Про монастырских крестьян выдумал он свои новые правила. Обманом и лестью уговорил он их сменить денежный оброк на изделье и, когда взял с них в том подписку, начал обременять возкой дров, сена, круглых бревен и песку и довел до крайней нищеты и отчаяния. При помощи подкупленных подьячих, которых одаривал и подкармливал, выбылых по указам крестьян и бобылей снова обращал в монастырских служителей. Монастырь опять начал быстро богатеть, но крестьяне стали жаловаться: главных челобитчиков выбили кнутом, вырвали им ноздри и 50 человек послали в каторгу.

Остроумный летописец присоветовал петь настоятелю: «Мученицы твои, Господи, плетьми у меня во обители пострадавший» - и занес это сказание на память потомству.

Незлопамятный народ и этих напастей не упомнил, хотя испытал на самом себе и вынес беды на своих плечах.

Утоления печалей, утешения в скорбях, исцеления в болезнях и мира душе ищет он там, где указывают на то предания и примеры, не оглядываясь по сторонам, а устремляя всего себя к завещанной предками святыне. У прославленной он ищет получить все, что им потеряно или чем его обидели, что ему крепко нужно и чего ему никто уделить не может.

Для северной России объявились такими заветными святыми местами монастыри на островах: Соловецком и Валаамском, близ озера Белого, в городах Тихвине, Новгороде и Тотьме. В средней России: Троицко-Сергиева лавра, Новый Иерусалим, Саровская пустынь, Лаврентьев монастырь, Коренная и Оптина пустыни со всей московской святыней в соборах и большом числе монастырей. В южной России: Святые Горы, Киево-Печерская и Почаевская лавры со всей святыней, сохранившейся в городах Киеве, Воронеже и Задонске.

В эти монастыри собираются богомольцы, дальние и ближние, в замечательном многолюдстве, со всех концов России.

В значительное большинство других, как в места центральные, идут только окольные и ближние, но также в приметном многолюдстве.

Не много можно указать таких монастырей, которые забыты и редко посещаются, но зато в определенное время и известные сроки из этих, менее прочих прославленных, входит в славу какой-нибудь один со вновь открытыми мощами нового угодника. Такое явление с беспримерной быстротой и могучей силой охватывает и увлекает все богомольное православное население, из конца в конец всего Русского царства.

Глава XI