Бродячая Русь Христа ради

- Бодрись, православные! Не сетуйте, не гневите угодников Божиих! -подкреплял их поучающим тоном тонкий фальцет обогнавшего молодца с длинным посохом в руках, длинными волосами, прикрытыми шапкой вроде скуфьи, и в том вековечном длиннополом подряснике, подпоясанном широким кожаным ремнем, который усвоен всеми присяжными богомольцами.

На спине его мелькнула кожаная сума вроде солдатского ранца, укрепленная сходящимися на груди крестом кожаными ремнями, и под нею какой-то сверток в клеенке. Тощее, изможденное лицо успело еще раз оглянуться на разговорщиков, но привычные ноги, обутые в кожаные сапоги, торопили его вперед по пыльной тропинке и наталкивали на новую толпу и на те же разговоры:

- Здесь не напьешься: вон как поле-то долго тянется! А где тут на реку попадешь? Ее и знаку нет. Ты, бабонька, в избу на деревне-то торкалась: пить, поди, просила. Что тебе сказывали там?

- Дай, слышь, грош... Да приходи, мол, ты, алчный человек, в наши места -мы тебя всего водой окатим и домой унести дадим.

- Тако дело, бабынька, тако празднично дело. За питье деньги стали просить - значит угодники близко. Подмонастырщина живет. Тем здесь торгуют. Всякий норовит около богомольца поживиться, и того дела он ждет круглый год.

- Он так про себя и думает: молиться ты идешь - значит денег, сколько ни на есть, имеешь при себе в кошеле.

- Погляди-ка, что еще дальше увидишь!

- Скоро ли, родители, до батюшки-то, до угодника-то дойдем? - слышался усталый и отчаянный женский голос.

- А ты, богомолица, как идешь-то: обещанием или принуждением? -подхватил вопросом, догнавший вторую толпу, присяжный богомолец с длинными волосами и кожаной калигой.

- Идешь по обету - так и терпи. Угодник это любит. Может, он и сушь-то такую умолил, чтобы тебя испытать.

- Грешные мы, а моченьки моей нету!

- Призови угодника Божия на помощь!

- Ой, не толкуй-ко ты, долговолосый! И говорить-то теперь тошнехонько! На ногах точно гири какие.

- То и хорошо: то и во спасенье!

И долговолосый круто забирал ногами вперед, наталкиваясь на новых и слыша все то же.

- Вот поле-то пройдем - лес начнется. Только бы до лесу-то добраться, -говорили одни.

- А там у них луга - это опять монастырщина. Часовенька будет, а там опять лес станет, а за лесом-то за тем он и обозначится, - утешали себя и других ближние и бывалые.

- Тошнехонько. Силушки нету!

- Вы не из мещанок ли будете?

- Дворовые были.

- Так я вас и понимал. Непривычны. Присели бы?

- Пробовала: насилу потом размялась.

- За это еще благодарите Бога - значит сила есть, а то ноги-то и совсем не пойдут. Переобулись бы - помогает, - советовал тот, который шел совсем босиком, а городские сапоги на веревочке перекинул через левое плечо.

Во всю дорогу отличался он терпеливостью и веселостью, обращал на себя общее внимание и всем нравился. Прозвали его «шустрым» и поняли в нем того весельчака, который шутками и остротами оживляет товарищество и составляет неизбежное и дорогое лицо во всякой артели, где бы она на Святой Руси ни собиралась, для какого бы промысла и ремесла ни плотилась и при каких бы условиях ни создалась. Без этого веселого человека и толпа богомольцев не могла обойтись.

- В монастыре квас выставляют даром, - поддерживал он.

- Да можно ли пить-то его? - спрашивал робкий, тихий голос всеми обижаемой бабы.

- Усердие есть - можно и голову мочить, - подтрунивал в ответ весельчак.

- В монастыре отдохнете: там женский пол почитают и ублажают. Чего пожелаете - всего довольно. И кормят.

- Ой, не грешите-тко!

- Хоть раздевайся, а легче нет! - крикливо вздыхал новый, медленно переплетая ногами вслед за другими приближавшимися уже к лесу.

Глава II

Вот и лес - монастырский бор, с желаемой прохладой. Летучая пыль сменилась под ногами зыбучим песком. Густо обступили дорогу со всех сторон ели и сосны дружной беспримесной семьей; ели, уставив свои далеко распростертые корни, точно церковные подсвечники. Словно они приладились здесь затем только, чтобы постоять для украшения и ради компании, а налетит лихая буря - они прежде других свалятся. Солидно укрепились сосны, глубоко проникнув своими корнями в почву, особенно главным стержневым корнем, и, как будто хвастаясь перед соседями, выбирают в бору самые светлые места, кучатся на полянах и лезут, опережая рост елей, далеко ввысь, с просмолившейся насквозь древесиной, нелегко поддающейся топору и пиле. Успели их догнать и перегнать ростом только лиственницы - редкое дерево, всегда заставляющее удивляться и любоваться собой там, где оно уцелело, однако в небольших насаждениях и вразброс между другими.

Среди крепкого подбодряющего смолистого запаха приятно отдохнуть и освежиться дыханием и впечатлениями. Солнышко не везде проникает. Бурелом и густо накиданный валежник успели сохранить достаточно влаги, отзывающейся затхлой сыростью около тех мест, где залегла мшина-мягкая как пух и задерживающая шаги.

Здесь нетвердые на ногах ели успели свалиться, взрыть при падении почву и приподнять ее корнями ровно настолько, чтобы хорошо было зимой приладить на этом месте медведю берлогу.