Бродячая Русь Христа ради

Думали, что за перевоз надо платить. Бывальцы сказали, что в монастырь монахи перевозят даром. Думали, что часовню можно пройти мимо, с легкой молитвой и попутным крестом. Оказалось, что и у этой часовни сборщики кланяются и рассказывают:

- На это место приходил угодник, когда еще не хотел объявляться миру и жил отшельником в полном уединении. Сюда ночной порой выходил он из подземелья и приносил своего изделия лапотки, точенные из осинового дерева деревянные ложки и чашечки, пещуры из березовой коры: все делал своими ручками. Все это здесь выставлял он и покидал. Приходили благочестивые люди, брали вещи, оставляли кто что мог: иные деньги, другие из съестного, кто из одежи. Ночью угодник собирал оставленное, а если и ничего не находил, то благодарил Бога за то, что сподобил его поделиться с неимущим. Изделие его ручек хранят в ризнице и выставляют на праздники для желающих ко святым вещам приложиться. Покажут и вам.

По реке ходил дощаник и плавали большие лодки на веслах; монастырь усердствовал богомольцам в такой степени, что вызвал мимолетное замечание:

- Сколь трудятся, а все безвозмездно!

Монахи, гребя веслами и дружно налегая сильными руками и мощными грудями на весла, пели согласно, тихо и дружно: «Спаси, Господи, люди твоя». Берега реки при этом быстро сближались.

В нескольких шагах от речного берега - опять часовня, на этот раз каменная.

- Подавать-то и здесь, поди, надо? - спрашивал робкий голос богомолки-бабы.

- По произволению и усердию, - отвечал богомолец в подряснике.

- А я, батюшка, по дороге-то все уж извела. С чем я и в монастырь-от приду?

- А ты, тетенька, не сумлевайся: все, что позади оставила, в одну кучу сюда пойдет, - отвечал ей «шустрой».

- Ты бы не торопилась: в монастыре другие сборы ждут. Мало несешь - не клади здесь, оставь - там опять понадобится, - утешал ее третий товарищ и спутник.

- Здесь в оно время, - объяснял монах, - один богомолец Богородичен хлебец обронил. Дал ему этот хлебец сам преподобный. Бежала блудящая собака; восхотела тот благословенный хлебец поглотить. И исшел из земли огнь и попалил собаку. Оттого и часовня называется просфоро-чудовой, и то чудо на иконе преподобного изображено. Можете в монастыре в приделе преподобного видеть на иконе его, и у нас в часовне на стене написано.

Подали богомольцы и здесь.

Монастырское предание ушло в народ с тем назидательным оттенком, что, раздавая святые хлебы, угодник заботливо пекся о хлебородии, - стало быть, подобает сугубо молиться ему и о том. А так как, думал народ, от хлебного урожая бывает домашнему скоту хорошо, то следует угоднику молиться и о том, чтобы уродились ягнята, и об избавлении скота от падежа, и о сохранении его от снедения зверей, особенно осенью, на день преставления святого.

Тянулись богатые травяные луга, опять с непочатыми остожьями еще прошлогоднего сена. Сильная трава обещала новый обильный сбор, который кое-где уже начался, обозначаясь серыми с прозеленью копенками, разбросанными кое-где и пока кое-как. Сотни стогов видны были богомольцам в той и другой стороне обширного, неоглядного поемного луга.

- Сена тысячами возов продают, - слышалось в ответ на невольно срывавшиеся замечания и изумление.

- При этом у них лошадей, кажется, больше сотни, а овец и не счесть. Довольно сказать, что овчин не покупают, да еще остается.

- Продают.

- Рогатого скота у них столько же. Вон церковка-то белеется, там скотный двор: сметану пахтают, масло топят.

- Продают.

- Река-то рыбная: заборы ставят, неводом ездят. За большим монастырем озера есть - садки поделаны. Ни рыбы, ни молока, ни яиц не покупают.

- Остатки продают, - слышался все тот же голос, начинавший говорить уже завистливо и с сердцем, но с прежнею убедительностью и твердостью.

- Наградил Господь всяким изобилием!

- У другого богача того нету.

- На нашу деревню хоть бы полстолька: день бы и ночь Бога молили.

- Облопались бы!

- Эки угодья, эки богачества!

- Скоро ли, кормители, до угодника-то добредем: силушка покидает вовсе, - опять поют бабы.

- А ты потрудись! Вон, гляди теперь прямо-то.

Из-за осиновой рощи, так же чищенной, как и березовая, которую по завещанию основателя не рубят без крайности, а отапливают монастырь сучьями и валежником, - из-за всклоченной некрасивой осиновой рощи вырезалась высокая гора. На самой вершине ее засверкали многочисленные кресты монастырских церквей, которых насчитали досужие богомольцы семь. Между ними выделились две колокольни: одна высокая, другая широкая, в четыре пролета. Обозначается главный, холодный собор во имя Спаса с пятью главами и преподобницкая церковь на четыре ската (шатровая), с одной главой, покрашенной голубой краской с золотыми звездами.

Неоглядная каменная белая стена, замыкающая в себе монастырские здания, тянется вниз по склону горы, цепляясь по крутизнам и утопая в зелени монастырской рощи по отлогости.