Как-то гоняя по городу, мы с Заикой неплохо откупились, выудив у незадачливых приезжих с гор пару лопатников, но обрели в их лице похожих на лютых зверей — потерпевших. Чуть поодаль от остановки автобуса они окружили нас, а было их человек пять, не меньше. Что касалось прохожих, то они вообще всегда очень редко вмешиваются в уличные разборки.
Положение было серьезным. Нам с Шуриком ничего иного не оставалось, как встретить их, как и полагалось встречать в таких экстренных случаях «терпил», ибо всю дипломатию, которая должна была немного остудить их пыл и разрядить обстановку, мы уже применили, поэтому у нас были на вздержке ножи, и мы приготовились отражать нападения, если они последуют.
Мы рассчитывали на то, что, какими бы ретивыми ни оказывались «терпилы», — с ворами, а точнее с карманниками, они почти никогда не связывались. Тем более при запале карманники, если, конечно, это были именно они, всегда возвращали украденное, иногда даже извиняясь за происшедшее: тут все зависело от воспитания «крадуна».
В общем, мы замерли на месте в ожидании последующих событий и предоставили возможность им самим решать, как поступить дальше, как вдруг из остановившегося рядом автобуса выпрыгнули двое незнакомых нам молодых парней, не раздумывая, вклинились между потерпевшими и нанесли каждый по удару близстоящему от них человеку. Мгновенно спрятав ножи и не дав опомниться потерпевшим, мы с Заикой тут же кинулись на них, завязалась потасовка, исход которой нетрудно предвидеть. Не ожидавшие такого оборота событий «терпилы» решили ретироваться. Они прекрасно понимали, чем все это может закончиться для них, заметив буквально несколько минут назад зловещий блеск отполированной стали в наших с Шуриком руках.
Так я познакомился с Абдулом Лимпусом, который впоследствии стал мне ближе родного брата, и с его приятелем Махтумом, с которым я также всю оставшуюся жизнь поддерживал приятельские отношения как на свободе, так и в лагере, и который был и остается истинным бродягой.
Лимпус был молодым человеком чуть выше среднего роста. Копна густых черных волос беспорядочно обрамляла его лицо с серыми спокойными глазами, которые лучились светом безмятежного моря. Иногда блеск этих глаз напоминал сверкание стальной рапиры.
Что касается Махтума, то ростом он ниже Лимпуса и примерно одного с ним возраста. Небольшие светло-серые, как у молодого волка, глаза его смотрели не по годам твердо и сурово, а чуть кучерявые волосы были того иссиня-черного цвета, представление о котором может дать разве что вороново крыло.
В тот день Махтум случайно оказался с Лимпусом в том давильнике. Сам он карманником не был, но его воровская профессия была нисколько не ниже, если позволительно будет так выразиться, и ею, кстати, он владел профессионально.
После этого происшествия мы с Заикой пришли к окончательному решению: нам нужен третий партнер, на которого мы могли бы положиться как на самих себя.
Конечно, у нас и до этого было много достойных кандидатур: в таком «воровитом» городе, каким по праву тогда считали Махачкалу, разумеется, было среди кого выбирать, но положиться на них мы не имели права. Они не были проверены делом, по большому счету, а жизнь с ее изнанки мы уже успели немного узнать, так что кое в чем разобраться могли.
Конечно, и Лимпус не был проверен нами в деле. Мало того, мы его вообще не знали, а не в наших правилах подпускать к себе близко человека, если мы не были с ним знакомы хотя бы лет этак двадцать пять, а Лимпусу в то время исполнилось всего-то 24 года.
Но мы видели блеск в его глазах, когда он кинулся на «терпил», видели, как он вел себя после тех событий, слышали его рассуждения, а они были чисто воровского толка.
Всего этого нам стало достаточно, чтобы понять, казалось бы, простую истину, которую люди порой ищут всю жизнь и, к сожалению, так и не находят: этот человек никогда не бросит в беде и не предаст. И, видит Бог, мы не ошиблись.
С этого времени мы стали воровать втроем и за короткое время поднатаскали Лимпуса так, что он уже почти ни в чем не уступал нам. Да, время было шебутное, это уж точно… Какие только чудеса ловкости рук и импровизации мы не демонстрировали втроем в магазинах, на базарах и в автобусах Махачкалы!
Однажды мы выпасли, как одна еврейка на автобусной остановке возле гостиницы «Дагестан», набив парфюмерный шмель одними сотенными купюрами, спрятала его в лифчик. Дождавшись автобуса, мы вошли вместе с ней и, проехав почти полгорода, все же умудрились довести дело до конца. Когда дама щекотнулась, то чуть не лишилась рассудка, но тем не менее она ни за что не заявила бы на нас в милицию, потому что у нее самой было рыльце в пушку. Обстоятельства вынудили ее сделать это, а нас выдал один негодяй, который в это время находился в автобусе и, кстати, тоже имел непосредственное отношение к преступному миру: за плечами у него был не один десяток отсиженных лет.