Бродяга. Путь ветра

Мари сидела, привалившись к плечу Гленны – мягкому, округлому, уютному, и впервые за долгое время ощущала себя ребенком, мало того – ребенком, попавшим в сказку. Перед ней на табурете, уплетая булочки, восседал улыбающийся дракон – в обличье белобрысого смуглокожего парня. Рядом, обнимая ее – намного мягче, чем это делала Эннис, – сидела ни много ни мало Дающая Имена, способная читать мысли, играть Словами и отражать заклятия, не отрываясь от готовки. Ну, а ее муж, в четыре слова заставивший уйти жреца Бездны – Мари наконец вспомнила, где видела лицо из проулка… Кто они, эти Бродяги? И где она, собственно, находится?

– В Убежище, – откликнулась на ее мысль Гленна. – Или в Приюте, назови, как хочешь. Мы бываем здесь иногда – между Дорогами.

* * *

… промелькнуло и исчезло из виду.

– Помнишь обещание? – продолжал говорить ее враг, юноша с глазами старика. Он играл клинком, отбивая ее выпады с легкостью, свидетельствующей о недетском опыте. И в такт ударам на груди его вспыхивали искрами талисманы – семь продолговатых медальонов.

– Да, ты – восьмая, последняя, кого мне надо было найти. Последняя преграда на пути к поясу… не слишком серьезная, но преграда.

Мари молчала, уходя от его жалящих одиночных ударов, чутко отслеживая вихри Силы – не пропустить бы заклинание, успеть закрыться… И все же голос непонятного противника не проходил мимо ее сознания – и вспомнилось, где она слышала его прежде.

– «Сила даст вам все»…– повторил тот, глядя ей в глаза. И добавил: – Это правда, точнее, половина правды: у всего есть цена. И я не слишком спешу платить ее – сливаться с Неназываемым, да будет он властен над всем миром…

– Ты… сын Йеннара? – Мари вспомнила наконец именование – не Имя! – настоятеля храма Бездны, бывшего Великим жрецом в год, когда ее привели в школу.

– Я – тот, кого ты зовешь Йеннаром. Плоть от плоти, кровь от крови, – усмехнулся юноша. – Я – это он. И когда старое тело одряхлеет, я полностью перетеку сюда… чтобы снова жить. Есть. Пить. Властвовать… жаль, что тебя придется убить, я бы нашел тебе применение поприятней… тебе просто не повезло...

Не злиться. Разозлишься – проиграешь. Проиграешь – погибнешь…

Скольжение влево – нырок – выпад... Почти достала. Почти...

Темп боя вновь нарастал, и Йеннар-младший перешел на мыслеречь:

– Ты оказалась сильной – неожиданно сильной, единственной, кто мог стать на моем пути. Убрать тебя раньше почему-то не получилось... Придется – теперь.

«Почему-то...» Мариэль вспомнила прикосновение тонких, похожих на девичьи рук Тьери – она сперва не могла понять, как маленький, ростом не выше нее паренек смог поднять ее и принести в Убежище. Пока, застав его в скверном настроении, не увидела, как его пальцы раскалывают мелкие камни, словно орехи.

Вспомнила переполох, поднятый в храме Ночи после ее возвращения – нет, не из-за нее: один из храмовых служек был найден мертвым в своей келье. Когда его выносили, Мари удалось заметить – и узнать – лицо: кошель из храма Бездны не пошел ему впрок…

Усыпанный крючковатыми шипами голубой шар, сорвавшись с пальцев мага, вспорол воздух над ухом Мари и исчез за скалами. Глэйсса б'хэкт, «летящая боль». Он вернется, обязательно, – знала Мари, – вернется, чтобы ударить в спину…

Лезвие легкого меча расщепилось на семь: разноцветных, сверкающих, без помощи рук взявших Йеннара в кольцо. Достать не достанут, так хоть отвлекут.

«Не всегда стоит противостоять злу силой, – вспомнились слова Гленны. – И не всегда наших сил хватит для этого... Зло – путь саморазрушения, потери имен и сути. Иногда нужно просто уйти с его дороги – оно уничтожит себя само».

Почувствовав затылком возвращение б'хэкта, Мари упала, перекатилась, уходя от удара – и так подправила его полет, что он полоснул врага по лицу.

Йеннар взвыл, вскинув руки. Мощь его выросла многократно – скидывая личину, Настоятель Бездны полностью перетек в свое новое тело. Молнии, сорвавшись с нависших туч, оплели его и были поглощены, став Силой. Стена Силы – искажение воздуха – подхватила Мари и больно ударила оземь.

Враг стоял, возвышаясь над ней – как тогда, в проулке. Лицо его было страшным – перекошенным, залитым кровью, полным ярости… и уже не юношеским.

Он не подошел. Боялся, хотя голос его прозвучал уверенно, со злобным торжеством: