Бродяга. Путь ветра

– Свет порождает сущее – и в Свет оно уходит. День измеряется по солнцу: начавшись рассветом, завершается закатом, и они – подобны. Так же меряется и жизнь. Вы наполнены Силой. Поступайте мудро, следуя учению, – и закат ваш наступит еще не скоро. Но если Свет, сердце и разум подскажут вам дело, стоящее жизни, – сумейте отдать себя до конца.

Солнечный свет померк, словно приглушенный мягкой занавесью. Одновременно шагнув вперед, Вальм и Гэйнар оказались рядом с Рэйаной. Вскинули руки – и огненной вязью привычных букв-стебельков альвери, даже не рун Высшего искусства, перед ними явилось Слово.

Всего одно, знакомое, повседневное.

Яна, конечно, не было в Зале в то время.

Но что с того?..

* * *

…Чего стоит Последнее Слово бездари?

Того же, чего и Слово самого даровитого мага: жизни.

Только, в отличие от волшебников Ордена, Ян мог облечь Силу не в выверенные формулы, но как привык – в образы и желания. Так проще... Но легче ли? Даже когда эти желания – четкие и острые, как лезвие меча, нелегок выбор, повисший на его острие.

– Решать тебе, – Голос был спокоен, но не безразличен.

– Мне, – откликнулся Ян, и неясно было – рад ли он такой свободе.

Помолчал, решаясь, и прошептал:

– Отдаю.

Обруч коротко вспыхнул и исчез.

Взгляд врага – лишенного лица и глаз, но все же способного видеть, – замер, как замерло все вокруг. И взгляд этот наполнен был напряжением, злобой и болью.

Знакомое сияние заливало Внемирье – вотчину вещественных теней и призрачных вещей. И источником этого света был он сам – Бродяга, обратившийся пламенем.

Нет, не пламенем – Пламенем.

Аль-Г'эхт, гнев Настоящего, истинная ярость наполнила его, и он стал…. Кем?

Инструментом?

– Нет.

Слугой?

– Тоже не верно.

Мастером?

– Возможно.

Наверное, просто самим собой.

Смех, сила, любовь, полнота бытия. Ты уже никогда не будешь лишним и никуда не опоздаешь. Нет преград, способных удержать тебя, и запретов, что перечили бы твоей воле. Ты отдал – и поэтому приобрел, отпустил – и принял новое, и даже сейчас, когда бой еще не закончен, есть место для радости, а повод... Да разве он нужен?

Взмах руки, ставшей потоком живого огня, пришелся поперек вихря «равновесия» – и смел преграду, не оставив ни пыли, ни пепла.

Второй удар хлестнул по базальтовой лапе, пальцы которой потянулись к Мари, – и Внемирье огласил вопль невыразимой боли.

Кай-Харуд вихрем низринулся в бездну, и Ян не стал его преследовать.

Незачем, чувствовал он.

Да и не время – его ждало дело куда более важное.

Мари оказалась намного ближе, чем думалось – всего шаг, и вот уже огонь, бывший когда-то руками Бродяги, рвет призрачную плоть Знака, словно гнилые веревки.

«Не обжечь бы», – мысль мелькнула и исчезла: Ян заметил, что пламя, касаясь Мари, стирало морщины, и тело, теряя ветхость, вновь становилась молодым и здоровым. Вспомнилась строка из Альват-Ран: «Гнев Его и Его любовь – одно».

Он обнял Мари пламенем, на миг слившись с нею, – а отпустив, увидел ту самую девушку, которая так давно и так недавно лежала на расстеленном плаще на поляне у Фориса. Увидел жизнь, красоту – спящую, и сон ее был прекрасен, как и она сама.

– Йиссен... – прошептали в полуулыбке губы.

– Мари, – отозвалось, утихая, пламя.

* * *

Ян стоял во Вратах, осознавая: этот раз – последний. Но не было ни ощущения утраты, ни скорби, ни боли – только покой и свобода, тепло и радость пройденного пути.

Шаг.

Комната – небольшая, но опрятная и светлая, обставленная без роскоши, но с любовью и вкусом. Легкая занавеска чуть колышется, хотя окно и закрыто.

Спящая на кровати девочка – маленькая, но удивительно похожая на женщину, которая дремлет у него на руках.

Ян улыбнулся и сказал, не нарекая, но узнавая:

– Ты – Песня. Ты в самом деле будешь владеть душами живущих – но не во вред им, и без корысти – вовсе не так, как предрекал Безликий.

И добавил:

– Прости, что не был рядом, когда ты родилась, – и что уже не смогу. Берегите друг друга.

Бережно уложил Мари рядом с дочерью. Повернулся – идти навстречу смерти вперед спиной не хотел.