На карте современного мирового массового туризма Венеция связана с европейскими и американскими культурными путешествиями и сопутствующими им материальными средствами. Литературные и художественные модели играют важную роль в высоком туристическом дискурсе. «Набережная неисцелимых», так же как и другие путевые тексты Бродского, стихотворные и прозаические, отражает ностальгию автора по модернистскому путешественнику-мужчине, опирающуюся на байроновский миф и образ джентльмена-колонизатора в романтической традиции. Кроме ностальгии по родному городу литературные путешествия Бродского демонстрируют имперскую ностальгию, на которую проливает свет его изобретательная реконструкция русских имперских мифов в «Путеводителе по переименованному городу». Геополитический охват этой ностальгии расширяется и захватывает Мексику и Бразилию. В «Мексиканском дивертисменте» и в «Посвящается позвоночнику» эта имперская ностальгия пропитана иронической грустью об ушедших эстетических практиках и путешествиях колониального прошлого. Кроме ностальгии по дому и империи тексты Бродского также выражают своего рода туристическую ностальгию. В «Набережной неисцелимых», рассуждая о феноменологии туризма, он обнажает свое постоянное стремление найти аутентичную Венецию, личную, частную, не туристическую. Венеция представляется ему исторически достоверными, подлинными руинами. Кроме того, нарратив постоянных возвращений и расставаний демонстрирует ностальгию автора по античному мифу о возвращении, по истории об Одиссее.
Помимо разговора о современном литературном туризме в этой книге была сделана попытка посмотреть на путевую поэзию и прозу Бродского с точки зрения современных постколониальных и постмодернистских теорий. Только таким образом можно увидеть, как вовлеченность Бродского в современные культурные практики Запада, отраженная в его поэзии и прозе как на уровне темы, так и на уровне репрезентативных стратегий, делает его тексты уникальными для послевоенной русской культуры. Конечно, применять теории, возникшие как критическая реакция на европейское имперское знание, власть и культурные практики, к творчеству поэта, для которого эти практики были объектом ностальгии, – методологическая проблема для исследователя. Однако, включая тексты Бродского в диалог с этими теориями, мы можем увидеть, насколько сложна его многоуровневая ностальгия, и вскрыть имперскую подоплеку его исторического и географического воображения.
Путешествующий повествователь Бродского всегда имеет дело с двумя формами перемещения – изгнанием и туризмом. Кроме того, для него характерен нонконформизм по отношению к тому, что он понимает как советскую «империю», и ностальгическая позиция по отношению к русскому и европейскому имперскому прошлому. Бродский вырос там, где «век империи», пользуясь словами Эрика Хобсбаума, сменился следующим веком другой империи, с идеологическими основами и империалистической политикой которой Бродский не мог согласиться. Отвергая