Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

Здесь, где столько
пролито семени, слез восторга
и вина, в переулке земного рая
вечером я стою, вбирая

сильно скукожившейся резиной

легких чистый, осенне-зимний,

розовый от черепичных кровель

местный воздух, которым вдоволь
не надышаться, особенно – напоследок!
пахнущий освобожденьем клеток

от времени.

(СИБ2, 4, 200)

Все это готовит ощущение грандиозного финала, заключительной сцены, исполненной «красоты и жути».

Название английского варианта стихотворения – «Перед дворцом Марчелло» – подчеркивает восприятие Венеции как театра, привлекая внимание к зданиям и их своеобразию, которое Барри Кертис и Клер Паячковска описывают так:

Чувство театральности, которое поддерживалось государством, а теперь стало компонентом туристического восприятия, переносится на здания различными способами. Они конкурируют со зданиями других городов и превосходят их, сооруженные с неизбежной оглядкой на зыбкую почву, на которой стоят. Фасады словно принимают участие в маскараде, скрывая хрупкость фундаментов, участвуя в создании образа Венеции как декорации[417].

Бродский развивает это феноменологическое своеобразие Венеции двояко: помещая лирического героя перед фасадом венецианского здания (в русской версии читатель должен домыслить это, исходя из лирической ситуации, но в английской это заявлено прямо) и переключая взгляд повествователя и читателя на крупный план с голубями на фасаде другого здания, дворца Минелли. Театральность выводит на передний план репрезентацию, на что указывает и название стихотворения «С натуры», отсылающее к практике визуальной репрезентации, например в живописи (рисовать, писать с натуры).

Поэт рисует с «натуры» две вещи: самого себя на фоне пейзажа и голубей на карнизе. Голуби – центральный образ стихотворения, на что указывает и тот факт, что первоначальное название английской версии было «The Pigeons» (голуби) и лишь для первой публикации в «New Republic» оно было изменено на «Посвящается Джироламо Марчелло»[418]. Важность этого образа подчеркивается и структурой стихотворения. В нем 40 строк. Первая («Солнце садится, и бар на углу закрылся») отделена от следующей типографским пробелом и стоит особняком. Следующие девять строк организованы в три строфы по два стиха (2–7), затем одна строфа из трех стихов (8–10). Образ голубей заключен в отдельную синтагму в строках 6–10. После этого рифмы стихотворения, которые в первых семи стихах не совпадают с рисунком строф, становятся парными, и остальная часть поэмы представляет собой пятнадцать двустишных строф с рифмованными стихами. Для сравнения – в английском варианте 36 строк, и все организованы в рифмованные двустишия. Такое широкое использование двустиший характерно для описания Венеции в последнем сборнике стихов Бродского «Пейзаж с наводнением». Кроме этого есть еще два стихотворения в этом сборнике, организованные таким образом: «Песня о красном свитере», принадлежащая к циклу стихотворений, написанных в 70-е и опубликованных впервые в «Пейзаже с наводнением», а также «Лидо», которое написано в начале 90-х и образует своего рода пару со стихотворением «С натуры», с которым они близки по времени написания, форме и предмету повествования, то есть Венеции. Возвращаясь к образу голубей, необходимо заметить, что в английском варианте он подчеркнут анжамбеманом, тогда как в русском – использованием обсценного глагола, обозначающего половой акт. При этом одна из букв пропущена и заменена точкой. Глагол этот широко используется в грубой разговорной речи, но для русской поэтической традиции его использование нехарактерно[419]. Английская версия дает более подробное описание обсуждаемой сцены, но вместо обсценного глагола использует нейтральное «copulate» (совокупляться): «While five enormous / pigeons on the Palazzo Minelli’s cornice // are copulating in the last rays of sunset»[420]. Голуби вновь появляются в конце стихотворения в синтаксически сложном предложении, которое растянуто на семь последних двустиший: