— Грешил этим последний год, — непринужденно молвил он. — Я любил Сабо, но мне не нужна была мутировавшая полукровка в роду. Сама понимаешь, одаренным родам пришлось бы долго пожинать уродливые плоды своей запрещённой любви. Кажется, только я это понимал и помнил о запрете… А твоя прапрапрабабуля влюбилась в меня без памяти, не задумываясь, что мы лишь придавались плотским утехам без будущего. Ну так, на чем я остановился? Ах да!
Неожиданно Эрнесс посмотрел на нас исподлобья, криво ухмыляясь и играя бровями. Я увидела в этом выражении безумство, которое готово было вот-вот вырваться наружу.
Но потом Вайталши быстро расслабился, вновь приняв обычный вид. Еще отпив чая, он продолжил свой монолог:
— Несмотря на то, что все продуманные мною ходы сбылись, они, так сказать, были ещё только на начальной степени развития. Вместе с постройкой Города призраков я принялся продолжать строить и свои планы насчёт обоих изнанок, добавлять новые детали, наводить свои порядки и законы, идя в ногу со временем. Я подарил несчастным детям все, о чем они могли мечтать. Разрешил призракам Кабака любой беспредел. Сделал Лайланд культурным местом. Осветил Джайван, давал некие интервью журналистам Ситжи, растил цветы для Мириана… В живом же Броквене создавал все больше аномалий, не отпускал народ из города, ставил мэров на место… И все эти манипуляции были ради того, чтобы вновь свершилась Ночь Активации, только более масштабная и точно спланированная: с целой армией мертвепризраков, личным их проводником и наследником, который сможет разрушить невидимый барьер, создаваемый магией Гостленов.
Я смело преодолевал все сложности, завоевывая доверие зомбированных горожан, контролируя природу Броквена… Но потом, увы и ах, я застрял, упал в грязь лицом из-за одного упущения… Я задумался однажды: а как же сделать так, чтобы армия моя стала ещё сильнее и преданней мне? Как ввести ещё больше яда в портал, который и так заточен? Чтобы хватило на всех, чтобы портал стал ещё массивней, распространившись по всему миру!
Отец взмахнул руками, и тут же развеялись клубы тумана там, где активно росли мохнатые кусты. Он повернул голову набок и заговорил гаденьким зловещим полушёпотом:
— И из этого тупика меня вывел уважаемый всем городом Милтон Крейз… — Эрнесс Вайталши щелкнул пальцем, и кусты показали сложившегося калачиком… Милтона.
Он дрожал всем телом, точно загнанный в ловушку зверёк. С тусклой дырой в груди и смявшейся вконец одеждой, Милтон изодрал ногти в кровь. В руках он судорожно держал за краешки рамку с фотографией своей семьи, что-то неразборчиво шепча. От Миля исходил жуткий холод, пропитанный липким страхом.
А как только Крейз столкнулся с Отцом взглядом, то я заметила, что смотрел он на него не как классический предатель. Милтон глядел на Эрнесса так, будто перед ним стоял сам Дьявол, Зло воплоти, чистая тьма. Короче, страх перекрывал весь трепет в его глазах. Я впала в ступор.
— Что?.. — играючи возник Отец, указывая Милтону на нас. — Что ты так вытаращился, Милтон?.. Поведуй им, как ты разработал новый способ ввода яда через туман! Как добавил новые свойства в мертвесилу, вызывающие потерю памяти! Как усилил гормон гнева, в конце концов!
Миль, все не выпуская из рук рамку, спотыкаясь, вышел к Отцу. Прожигаемый нашими взглядами, он так и не решился поднять взор, разговаривая с опущенной головой, точно осуждённый преступник. Эйдану пришлось удерживать Кёртиса, чтобы тот не набросился на предателя с кулаками.
— Я… да, я помог Отцу… — начал мямлить Крейз, снимая запотевшие очки. — По заданной им формуле я изготовил мертвесилу и… И затем придумал способ, как ввести в портал больше яда… Да, э-это я вводил мертвесилу в туман, это я придумал дозы яда, находящего в смоге… Из-за меня призраки забыли свои жизни, помня лишь Отца… Это из-за моих усилий они стали вредить людям последние полтора года… Это мой яд оседал на цепях привидений, чтобы тот потом оказался у озера в день «х»… Я травил весь город на протяжении тридцати с лишним лет…
Милтон упал на колени, берясь за голову, и зарыдал. Протяжно, горько, срываясь на отчаянные вскрики. Этот плач разрывал сердце на куски. От него содрогнулись здания и земля… Чувство ненависти и недопонимая пропало, и появилась жалость, пробивающая на слёзы.
— Но я сделал это ради семьи!!! — кричал Миль, прислоняясь лбом к потертой рамке. Кажется, даже люди услышали эти рыдания. — Я хотел встретиться с ними снова!!! Поцеловать и обнять Агату, посмотреть, как вырос мой сын, кем он стал, какие у него родились дети — мои внуки… Я хотел найти их и вновь стать им опорой, даже будучи уже мертвым!!! Поэтому я пошёл на этот ужас!!! Н-но я… я не думал, что… — и опять сорвался на плач, так и не договорив.