Друзья слушали, в кои-то веки не подшучивая и не перебивая. А когда он закончил, они непривычно долго молчали, словно из уважения.
— Даже не представляю, через что тебе пришлось пройти в жизни, сколько всего вынести, — наконец заговорил Мак. — Ты проделал такой сложный путь и столько достиг. Должно быть, ее обвинения тебя сильно задели.
Ноа неловко заерзал.
— Но дело не только в этом, верно? — сказал Малколм из дверного проема. — Она не просто обвинила тебя в сливе документов, она таким образом заявляла, что ты недостаточно хорош. Что ты не соответствуешь ожиданиям отца.
Внутренности охватил болезненный спазм, в крови вскипел адреналин.
— Это тут совсем ни при чем.
Колтон осторожно подтолкнул его плечом.
— Тогда зачем ты вытащил это письмо, пытаясь утопить в бутылке печаль из-за Алексис?
— И почему после стольких лет только сейчас ответил Маршу?
В груди поднялась горячая удушающая волна, он сделал глубочайший вдох и упрямо проговорил:
— Они никак не связаны.
Рядом с ним на диван опустился Русский и закинул руку ему на плечо.
— Он еще одно обещание не сдержал, верно?
— Кто? — хрипло спросил Ноа.
— Твой отец. Он еще о чем-то пообещал в письме, да?
Пожалуй, Ноа следовало возмутиться, что парни, очевидно, прочитали его личное письмо, но сил не оставалось.
— Он обещал, что однажды ты почувствуешь в душе покой, — сказал Колтон. — Но этого не произошло, так?
В голове невольно всплыли слова Марша: «Пока ты не переборешь в себе эту ярость». И его ответ: «Я не переборол свою ярость. И надеюсь, никогда не переборю».
Только Ноа солгал. Он устал злиться. Устал сражаться на чужой войне. Войне, в которую его затащили силой. Войне, которая стоила ему всего. Включая Алексис.
— Нет, — прошептал Ноа. — Я не чувствую покоя.
Признание словно откололось от одного из кусков гранита, которые годами трамбовались где-то внутри.
— Наверное, когда Алексис в тебе усомнилась, тебя это сильно задело?
В горле застыл ком, поэтому Ноа лишь кивнул.
— Боль от предательства побуждает нас делать всякие глупости, — сказал Мак. — Она ослепляет, отключает здравый смысл. Заставляет принимать неправильные решения. Решения, которые в итоге только сильнее нас ранят.
— Например, оттолкнуть любимую женщину, когда она пытается извиниться, — сказал Колтон.
— Или использовать свой гениальный ум для преступных целей, — тихо добавил Малколм.
Русский сжал плечо Ноа.
— На кого ты на самом деле злишься?
— На отца, — вырвалось из самых глубин его естества, ломая и калеча душу. Господи, Ноа злился на отца! Все это время. И даже сам не понимал или отказывался признавать. Пока эта злость едва не отняла у него все.
Русский обнял Ноа, и тот даже при желании не смог бы ему сопротивляться. Не только потому, что друг обладал комплекцией танка, но и потому, что Ноа ослаб и опьянел от внезапного озарения.
— Как же я на него зол, — хрипло проговорил он. — За то, что он остался в армии. У него была возможность уйти на пенсию. Он сам решил отправиться на войну. Он нас бросил. Бросил меня. Я нуждался в нем. А он уехал.
— Он нарушил обещание, — тихо проговорил Колтон.
— Поэтому ты нарушил свое, — голос Малколма прозвучал мягко, однако спровоцировал взрыв в душе Ноа. Внезапно все вокруг обрело ясность. Вся жизнь. Словно пелена рухнула с глаз.
— Я стал хакером не для того, чтобы отомстить за отца, — хрипло выдавил он. — А чтобы отомстить отцу.
Ноа старался сдержать слезы, застывшие на веках, но не получалось. Поэтому ему оставалось лишь дать им волю, уткнувшись в широкую грудь Русского.
— Все хорошо, приятель, — сказал Колтон. — Поплачь. Плачь, пока не почувствуешь себя нормально.
Боже, как же ему хотелось наконец почувствовать себя «нормально»! Ни «хорошо», ни даже «прекрасно». Впервые с тех пор, как в их дом постучался капрал, Ноа был готов почувствовать себя «нормально».
Внезапно распахнулась входная дверь. Ноа сел и, вытирая лицо, отчаянно надеялся, что пришла Алексис — боже, как много ему хотелось ей сказать! Разумеется, сперва он зацелует ее до потери сознания и извинится.
Но женщина, стоящая на пороге, была не Алексис. У Ноа отвисла челюсть.
— Мама?
— Так, хорошо, — выдохнула та, уперев руки в бока. — По крайней мере жив.
Мак поморщился.
— Простите, миссис Логан, надо было вам опять написать, когда мы убедились, что он дышит.
Ноа уставился на друга.
— Вы позвали маму?
— Приятель, ты выглядел реально стремно. Мы переживали, что сами не справимся.
— И правильно, — сказала мама. — Мальчики, кто-нибудь может сходить к машине и принести еду и мой чемодан?
— Чемодан?! — Ноа провел рукой по лицу. — Мам, все в порядке. Парни просто придурки. Не надо было приезжать.
— Будет сделано, миссис Логан, — сказал Колтон и вдобавок подмигнул, что не произвело на маму ровным счетом никакого впечатления. Она лишь закатила глаза.
— Остальные могут пока разойтись, мне нужно поговорить с сыном.
Этот повелительный тон голоса, которым мастерски владели все матери, мог заставить слушаться мужчину любого возраста. Парни ретировались в считаные секунды.