Тея смотрела, как Лив поцеловала девочку в обе щеки и встала.
– Вообще-то, девочки, я просто собираюсь жить в другом месте. Теперь, когда папин бейсбол на какое-то время закончился, я вам больше не нужна.
Ава обхватила ее ноги.
– Нет! Ты нужна нам, тетя Ливви!
Подошел Гевин.
– Лив, не уходи.
Он взял ее спортивную сумку. Лив вырвала ее.
– Пусти ее, Гевин, – мягко сказала Тея.
Если сестра принимала решение, больше она его не меняла.
Лив подхватила свои вещи и вышла за дверь, даже не помахав на прощание.
Никуда она не уедет. Работа у нее в Нэшвилле, и жить она останется в Нэшвилле. Но с ее уходом Тея почувствовала, будто ее спустили с поводка.
И тут в голове, как навязчивая мелодия, завертелись слова сестры.
– Гевин? – спросила она.
Он опустил глаза, ее тон не предвещал ничего хорошего.
– Что?
– А что там у нас в шкафу в гостевой комнате?
Завоевание графини
– Скажи хоть слово. Объясни мне, что случилось.
– Она заманила его в ловушку и женила на себе.
Нижняя губа Ирены дрогнула, прежде чем она прикусила ее.
– Это многое объясняет, не так ли?
Бенедикт провел руками по волосам.
– Нет, не так. Я знаю, о чем ты думаешь, но все не так. Их отношения не имеют ничего общего с… – Он оборвал себя, тем самым тут же опровергнув собственные слова.
– Ты уверен? А разве ты не поверил немедленно, что я виновна? – бросилась она в атаку. – И не готов ли всякий раз верить самым грязным слухам обо мне?
– У нас с тобой все по-другому.
– Тогда спроси себя. Почему ты так уверен, что именно она заманила его в ловушку? Разве твой отец не флиртовал с ней сам?
– Конечно, но…
– Разве ты сам не флиртовал со мной?
– Разумеется! Но…
– Но что? Виновата в любом случае женщина, а не мужчина?
– Я…
– Для тебя всю жизнь существовала лишь одна правда: жертвой был отец. А ты когда-нибудь пытался взглянуть на ситуацию глазами матери? Тебе не приходило в голову, что именно она оказалась в ловушке в тот день?
Его мать – в ловушке? Холодная волна озноба пробежала по его коже, волоски на руках поднялись. Он представил себе свою мать, такую величественную, такую неприступную. Но была ли она столь отчужденной на самом деле или только носила маску, скрывающую печаль, о которой он никогда не подозревал?
Ирена стояла перед ним неподвижно, но руки ее дрожали.
– Ее отношение к тебе, Бенедикт, отвратительно. Как она могла! Бросить собственного ребенка! Этому нет оправдания. Однако мне жаль эту женщину. Всю жизнь ей пришлось провести в ненавистном браке за бессердечным человеком, который не выносил само ее присутствие. Хотя когда-то он желал ее так сильно, что убедил отбросить предрассудки, забыть о приличиях, заставил рисковать своей репутацией и тайно встречаться с ним, прячась по темным углам.
В душе у Бенедикта росло гнетущее чувство вины.
– Ей пришлось испытать его презрение, а ведь когда-то ее согревала его привязанность. Разве намерения твоего отца по отношению к твоей матери были благородны? Разве вправе джентльмен добиваться расположения девушки, если не собирается на ней жениться?
– Не знаю… – произнес Бенедикт хриплым от стыда и страха голосом, не только из-за того, что он никогда не задумывался об этом раньше, но и из-за новых откровений, которые наверняка последуют.
– И он же ее возненавидел, когда дело кончилось беременностью, – продолжала Ирена. – А ты, подобно отцу, винишь именно ее.
Отчаяние заставило его пуститься в объяснения:
– Да, я ошибался насчет тебя и твоих намерений и признал это. Когда лорд Мелвин рассказал мне правду о том, как нас застали наедине…
– В том-то и дело, Бенедикт! – воскликнула она. – Только услышав правду от других, ты поверил, что я невиновна! Точно так же ты верил, что твоя мать интриганка, пока я не разубедила тебя. – Ирена покачала головой. – Тебе никогда не приходило в голову, что, когда моя мать застала нас наедине, я оказалась в такой же ловушке, как и твоя?
В ловушке? Брак с графом – ловушка? Нет, такая мысль ему действительно и в голову не приходила. Возможно ли это? С самого рождения его воспитывали в убеждении, что он почти бог, что каждая женщина мечтает выйти за него замуж и пойдет на любой обман, лишь бы заполучить его руку и титул. Но после слов Ирены с его глаз словно сорвали повязку, и с другой точки зрения, с
Действительно, он и сам наслаждался их встречами. Да что там, он же сам и умолял ее о свиданиях! Но позорный крест несла лишь она одна. На нее одну обрушился гнев общества. Ей одной досталось клеймо интриганки.
Как сильно отличалось ее положение от его собственного! Ему не было нужды держать в тайне их интрижку. Это была лишь ее тайна. Боже милостивый, он сам был маленькой грязной тайной! Ее неистовым бунтом против общества, которое она презирала. Он имел графский титул, девушку заставили выйти за него замуж, и этот брак разрушил ее жизнь. Он заставлял ее надевать бальные платья, выводил в свет. Тем самым бросая ее в змеиную яму, оставляя одну среди сплетен и презрения, полагая, что одного его титула будет достаточно, чтобы спасти ее от позора.