Бронепароходы

По гладким доскам потолка плясали красные отсветы огня, в открытой печке трещало, по стёклам хлестала крупка ночной пурги. Иван Диодорыч как командир сидел во главе стола, Катя как хозяйка — напротив командира, Михаил и Федя — по правую руку от Ивана Диодорыча, Алёшка и Яшка — по левую. Иван Диодорыч с удивлением покопался ложкой в тарелке с кашей:

— Откуда такое угощение, Катюшенька?

— Мы с Яшкой в Оборино у мужиков выменяли, — похвастался Алёшка.

— На что выменяли? — нахмурился Иван Диодорыч.

— На стоячие часы с боем.

Яшка быстро понял, что грянет гроза, и сжался, прячась за самовар.

Иван Диодорыч гневно швырнул ложку в тарелку:

— По дачам лазали, ворюги?! Выгоню обоих обратно в казарму!

— Да меня-то за что? — охнул из-за самовара Яшка. — Я же только лошадку с санками у сторожа попросил!.. Я же сам подневольный, как та лошадушка!..

— Жрать-то нечего, дядя Ваня! — обиженно выкрикнул Алёшка.

— А я говорил, что часы эти беду накличут! — едва не заплакал Яшка. — Шипят, как аспиды в аду, и бой такой страшенный, будто сам диавол голосом своим зычным силы преисподненские из пекла вызывает людей губить!..

— Катюше сейчас питание требуется, Иван Диодорович, — негромко сказал князь Михаил.

— Грех, конечно, — вздохнул Федя Панафидин, — но куда деваться?

— Да вы — банда хуже балтийцев! — вспылил Иван Диодорыч.

Катя слушала и улыбалась.

— Не сердись, дядя Ваня, — наконец мягко и уверенно вмешалась она. — Я велела им записку оставить, кто взял часы. Придёт срок — расплатимся.

Иван Диодорыч посмотрел на Катю через стол — и словно не узнал её. Та строгая девочка, которую он привёз в Пермь, и вправду превратилась в юную женщину, но не только обликом, а ещё и сутью, ведь женщины без всякой науки по природе своей мудры: они справедливо и мирно обустраивают жизнь даже там, где мужчина не найдёт никакого доброго способа.

— Вместо адреса я «Лёвшино» указала, — добавила Катя.

Квартиру на Разгуляе Иван Диодорыч бросил, не навещал; особняк Якутова заняли большевики, изгнав детей Дмитрия Платоновича; Михаил, Федя и Яшка и вовсе не имели никакого жилья. Домом им был их буксир. Эта очевидность общей судьбы обезоружила Ивана Диодорыча.

Где-то гремела гражданская война, сменялись правительства, наступали и отступали армии, а здесь на ледяном просторе Камы свободно свистела белая вьюга, толпой спали в затоне заметённые снегом пароходы, шумели сосны над дымящимися крышами посёлка, и окошки резной дачи в беспокойной тьме тихо светились тёплым огоньком керосиновой лампы. Катя чувствовала, что она счастлива. Отчаянно счастлива. Рядом с ней её мужчины: её избранник, её братишка и её названый отец, а ещё хороший мальчик Федя и смешной жулик Перчаткин. Но главное — то, что в ней самой. Катя замирала, думая о будущем. Это был и ужас, и блаженство, и какая-то сладкая гордость, что она — больше чем она, больше чем война; что, оказывается, нет ни времени, ни смерти, а есть бесконечное обновление. И дивное ощущение всемогущества ласкало Катю, не отпуская ни на миг, будто она всегда гладила котёнка.

Поздно вечером, перемыв посуду, Катя поднялась в мансарду. Михаил не спал, сидел на койке и о чём-то думал. Катя присела рядом.

— Устала, — виновато сказала она.

— Нам надо кое-что обсудить, Катюша. — Михаил бережно обнял её. — Иван Диодорович говорил, что Анна Бернардовна работает акушером, да?

— Не волнуйся за меня, — улыбнулась Катя. — Со мной всё хорошо.

Она потёрлась щекой о плечо Михаила. Михаил тяжело покачал головой.

— Анна Бернардовна может помочь нам профессионально…

— Ты о чём? — удивилась Катя.

— Катюша, ты же умница, — Михаил глядел не на неё, а в пол. — Ты должна здраво оценивать наше положение, моя милая.

Метель на улице улеглась. За окном над идеальной плоскостью ледяной реки сияла морозная луна, яркая и беспощадная.

— Тебе необходимо прервать беременность, — твёрдо закончил Михаил.

06

Омск был городом скромным, потому особняк чиновника Батюшкина казался здесь изысканно респектабельным. Одноэтажное здание причудливой планировки — с портиками, арочными окнами, высокими крышами и куполом на углу, — стояло на берегу ледяного Иртыша. Вьюга наметала сугробы под стены, хлестала прохожим в лица, крутила снеговые столбы на реке. Федосьев смотрел в окно, нетерпеливо подрагивая ногой.

В особняке Батюшкина разместились адмирал Колчак с охраной и его помощники. Колчак сам пригласил Старка и капитана Смирнова на встречу, и Федосьев увязался за ними. К адмиралу должен был явиться генерал Нокс, и Михаил Иванович Смирнов передал Роману, что британец предлагает ему прийти для разговора. Горецкий и Федосьев остались в приёмной, где дежурил адъютант, а Старк и Смирнов скрылись за дверью адмиральского кабинета.

— Ну и пуржит! — пробормотал Федосьев и обернулся к Роману: — Знаешь, кого я в офицерском клубе встретил? Георгия Мейрера! Помнишь его?

— Конечно помню, — ответил Роман.

Это ведь Георгий отправил его в рейс на «Русле» вместе с Мамедовым.

— Достойный человек, а так не везёт!

— В чём не везёт? — поинтересовался Роман.