Бронепароходы

— Конечно, Катя, я доволен. Я сижу напротив тебя. Я достиг своей цели.

Катя опустила глаза. Впервые после гибели Михаила она ощутила, что ей нравится быть желанной. Память о Михаиле кольнула её укором совести, но Катя упрямо подумала: не важно, что она винит себя в гибели князя, — Михаил оказался малодушным и потерял свои права на неё, на Катю. Но она свободна. Чувство вины не заставит её жертвовать полнотой собственной жизни.

Она снова подняла взгляд — и в ответном взгляде Горецкого увидела то, что и ожидала: стремление обладать ею. Точнее, спокойную уверенность, что так и будет. Отношения мужчины и женщины подразумевали постепенное сокращение дистанции, но оба они, Роман и Катя, похоже, пережили нечто такое, отчего осторожность сближения превратилась в излишнюю церемонию. Всё ведь ясно. Они взрослые люди, и в стране — война. Незачем соблюдать обесценившийся для них ритуал. Однако она, Катя, должна быть честной.

— Роман Андреич, у меня будет ребёнок, — твёрдо объявила Катя.

В лице Романа ничего не дрогнуло. А потом взгляд его словно потеплел.

— Тебе, наверное, Катя, непросто будет освоиться с тем, что я скажу… — мягко произнёс Роман.

Катя напряглась и сжала кулаки. Она приготовилась опять услышать то, что уже слышала от Михаила, — чужое и страшное.

— Ребёнок — тоже ты, Катя. Когда я говорю «ты», я имею в виду всё.

— Как мне тебя понимать? — у Кати по рукам побежали мурашки.

— Так и понимать, — усмехнулся Роман.

Он встал — высокий, широкоплечий — и шагнул к двери, но не чтобы уйти. Из внутреннего кармана офицерской шинели, висевшей на гвозде, он извлёк какие-то скрученные в трубку бумаги и вернулся к столу и самовару.

— Я набрался дерзости и потребовал от городской управы постановление, что собственность Дмитрия Платоновича Якутова до судебного определения прав наследования временно передаётся его дочери Екатерине Дмитриевне.

Роман расправил перед Катей машинописные листы с печатями.

— Дом сейчас пустует. У меня есть средства, и я готов нанять людей, чтобы привести жильё в должный вид. Вы с Алёшей можете переехать домой.

— Почему ты это делаешь? — спросила Катя, глядя на Романа снизу вверх.

— А я эгоист, — улыбнулся Роман. — И мне тоже негде жить. Я бы поселился у вас где-нибудь сбоку… Это поможет нам, Катя, найти путь друг к другу. Но решать только тебе.

14

Работа не заладилась с самого утра. Не успели сесть завтракать, как от караванного капитана к Ивану Диодорычу прибежал растрёпанный работник:

— Диодорыч, в затон комиссия приехала!..

— Вроде недавно была комиссия из управы…

— Это другая! От армии! Будут обратно пароходы во флотилию забирать! Жми скорей, щас к «Лёвшину» приценятся!

Иван Диодорыч, чертыхаясь, ринулся к затону. За ним поспешили и Федя Панафидин с Перчаткиным. Алёшка и Мамедов сегодня на даче не ночевали — они ещё вчера днём уехали к Викфорсу за керосином и пока что не вернулись.

На ходу Иван Диодорыч думал о белых. Совсем недавно колчаковские войска отбили Уфу, потерянную в декабре: после этого создание флотилии на Каме стало делом очевидным. Но неужели белые снова заставят воевать?

Лёд в затоне набух водой и был непрочным, через тёмные и опасные проталины перебросили доски. Затон выглядел неопрятно и замусоренно — в общем, по-весеннему. Нерехтин издалека увидел незнакомых людей, идущих к наливной барже, к который был пришвартован его буксир. Незнакомцев сопровождали капитан каравана и несколько речников с зимующих судов.

Комиссия состояла из четырёх морских офицеров.

— Такой он, значит, ваш знаменитый «Лёвшин»? — скептически спросил один из них у караванного.

— «Лёвшино», — поправил караванный. — В честь села назван…

А вот и его хозяин. — Караванный кивнул на подоспевшего Ивана Диодорыча.

«Лёвшино», ободранный от краски, выглядел не ахти. Нос помят после тарана, в стенах надстройки — дыры от снарядов, половина окон заколочена, кожух рыжеет ржавчиной, под кромкой крыши кое-где висят ряды сосулек.

— Я — капитан Федосьев, — назвался моряк.

Лицо у него, конечно, было славное — русское, крестьянское, честное.

— Расскажете нам, как утопили флагман ижевцев?

— Нечем гордиться! — сразу ощетинился Иван Диодорыч. — Что вам надо?

— Подыскиваю суда для флотилии. В первую очередь хотел увидеть ваше.

— Ну дак вот он, буксир! — буркнул Иван Диодорыч.

— Тогда дозвольте пройти на борт… Господа! — повернулся Федосьев к караванному и речникам. — Не таскайтесь за мной хвостом, я не оперная прима!

С наливной баржи-причала на «Лёвшино» перешли только Нерехтин, Федосьев и ещё один моряк. Моряки несли масляные фонари.

— Лейтенант Вадим Макаров, — представил своего товарища Федосьев. — Наш главный механик. Кстати, сын адмирала Макарова.

Адмирал Макаров, командующий Тихоокеанской эскадрой, погиб в 1904 году при обороне Порт-Артура — вместе с броненосцем «Петропавловск».

— Народ помнит вашего батюшку, — сказал Вадиму Иван Диодорыч.

— Благодарю, — кивнул лейтенант.

Федосьев деловито осмотрел пароход, поднялся в холодную рубку.

— Штурвал паровой?

— Паровой.

— И машинный телеграф есть?

— Чинить надо.

— Давайте лучше агрегаты поглядим, — предложил Макаров.