Бронепароходы

Заседание проходило в навигационном классе. По стенам висели большие схемы с изображением речной обстановки, в шкафах красовались тщательно выполненные макеты лучших судов — буксиров «Редедя» и «Марк», танкера «Зороастр», знаменитого двухпалубника «Переворот», путейской «Межени», роскошного лайнера «Император Александр II», баржи «Марфа-посадница». Кате казалось, что дядя Ваня проваливает экзамен, хотя прекрасно знает билет. Катя смотрела на Ивана Диодорыча с отчаяньем. Она не могла потерять и его.

— Граждане свидетели, — обратился секретарь, — вам есть что сообщить?

На разбор дела пришла не только Катя. Пришёл Серёга Зеров, пришёл Осип Саныч Прокофьев, пришёл боцман Панфёров, Федя Панафидин, и даже Стешка откуда-то вынырнула. Иван Диодорыч был взволнован. Он не ожидал, что о нём помнят даже зимой — после навигации, что он нужен этим людям.

— Можно я скажу? — Высокий Серёга Зеров встал за партой как ученик. — Я помощник капитана. Я везде с дядей Ваней был…

— С гражданином Нерехтиным, — поправил кто-то из членов комиссии.

— Большевики ведь свой порядок ввели. Плавсостав они на службу не призывали, и мы присягу не давали. На каждом пароходе был свой красный командир, у него — бойцы, пулемётчики и канониры. А мы просто работали. Вы же не судите машинистов на паровозах, которые красные эшелоны водили!

— Мы не судим, — уточнил секретарь. — Мы определяем виновность. И ваши пояснения, гражданин помощник, внесём в протокол и учтём.

В окнах навигационного класса клубились снеговые февральские тучи.

— Я тоже хочу сказать! — поднялась и Катя.

— Представьтесь, барышня.

— Екатерина Дмитриевна Якутова! — чётко и весомо объявила Катя. — В Перми, я думаю, не надо объяснять, кто мой отец?

— Не надо, — смущённо согласилась комиссия.

— Мой отец застрелился в тюрьме, чтобы не давать показания на невинных людей. Для большевиков я стала врагом, и не только классовым. Но Иван Диодорович дал мне убежище и укрывал меня всё это время!

— И нашим, и вашим, — усмехнулся кто-то в комиссии.

— Нет, не так! И ваш сарказм, господин скептик, неуместен! Вы сами кого-нибудь пробовали спасти при красной диктатуре? Иван Диодорович рисковал собой ради меня и моего брата, хотя никто не обещал ему награды за это!

Иван Диодорыч отвернулся и стёр слезу. Катюшка… Катюшка…

— Да невиновен он! Невиновен! — загомонили свидетели.

— Большевики всех давили! — крикнула Стешка.

— К порядку, господа! — сердито рявкнул секретарь.

Федя Панафидин тоже встал и откашлялся.

— Я вот про буксир «Русло» хочу сказать… Я лоцманом на нём шёл, и это я штурвал держал, когда мы с «Лёвшино» сражались… Я дяде Ване главным супротивником был. Это он со мной воевал.

— Интересно, — притихла комиссия. — Весьма оригинально!

— Да, — кивнул Федя. — И тот бой был честным. Мы на «Лёвшине» пушку расстреляли. Мы его потопить хотели, и потопили бы, а дядя Ваня от отчаянья на таран двинулся и сам нас потопил. У него другого выхода не было.

— Как же вы попали на буксир Нерехтина?

— Нас двое уцелело, я и матрос. Дядя Ваня спрятал нас от красных.

Комиссия молчала. Федя требовательно сдвинул брови:

— Что ещё нужно для доброго имени? Хотите, перед богом поклянусь?

Комиссия принялась совещаться.

— Безусловно, ваши показания говорят в пользу гражданина Нерехтина, — признал секретарь, — но ведь имеются и обратные факты. Нерехтин перевозил продотряды и расстрельные команды. Куда от этого деться? И мост он тоже разрушил, а по мосту отступало гражданское население!

— На галёвский мост нас направил Бубнов, балтийский командир! — Федя еле сдерживал гнев. — Поздно было отворачивать! Я повёл буксир в просвет между баржами, чтобы повреждений нанести поменьше! А Бубнова дядя Ваня из револьвера уложил! Мы восстание начали и всех балтийцев перебили!

— Вся команда восстала, — подтвердил Осип Саныч.

— Меня ранили, я в лазарете два месяца валялся! — сердито буркнул Серёга Зеров. — И боцмана ранили! А двух матросов наших насмерть ухлопали!

К сообщению о бунте комиссия отнеслась с сомнением.

— Как же вам удалось избежать возмездия со стороны большевиков?

— В тот рейс мы ушли одни, чтобы забрать десант. — Иван Диодорыч, похоже, уже не верил в оправдание. — Рейс был последним перед зимовкой. Потом я соврал, что десант весь погиб, и нам самим от ижевцев досталось.

— И кто свидетель?

— Так команда и свидетели, — вздохнул Нерехтин. — Толпой же дрались.

— Как адвокат, гражданин капитан, замечу вам, что это неубедительно, — возразил секретарь. — Вы все — заинтересованная сторона.

Иван Диодорович молча развёл руками.

Дверь классной комнаты в это время приоткрылась.

— Прошу прощения, господа, но я кое-что слышал из коридора…

Катя стремительно оглянулась на голос. В двери стоял Роман Горецкий.

— Я могу засвидетельствовать, что капитан Нерехтин и команда буксира «Лёвшино» действительно подняли мятеж и уничтожили красных бойцов на своём судне. Я находился на том мосту, который был разрушен буксиром.

— Назовите себя, пожалуйста, — попросили Романа.