И ни одну картину никто не пожелал приобрести. Брануэлл поражённый беспощадной критикой недоумевал, почему они не видят, как различны выражения лиц на портретах, ведь по ним можно угадать настроение того, кто позировал. Почему не замечают переливов ткани, игру света и тени и многих других нюансов, которые должны были отметить специалисты. Удручённый Брануэлл, поверженный жестокими отзывами пал духом. По неопытности он не смог отличить истинную критику от желчной зависти, обращённой на способного конкурента. К сожалению, среди них не нашлось человека, который бы дружелюбно и по-отечески посоветовал ему совершенствоваться в любимом деле и, что его работы совсем не ужасны, а скорее наоборот, его портреты пытаются рассказать о людях, которых он рисовал. Всматриваясь в их лица, хочется узнать больше об изображённых людях, что их печалит, к чему стремятся. И не беда, что несколько наивно их исполнение. Надо ещё потрудиться, оттачивая своё мастерство.
Критика может стать двигателем творчества, стимулятором профессионального роста, а может так больно ударить по рукам, что человек теряет в себе веру и сомневается, что он способен сделать что-то стоящее, и вместе с этим лишается цели в жизни. И чтобы пережить это надо терпение и силы.
Брануэлл, с детства обласканный родными и привыкший к восторженному отношению, чувствовал себя уничтоженным. Настроение было жуткое. Он вспомнил о единственном средстве, которое знал тогда, оно делало его веселее. Брануэлл отправился в кабак.
Шарлотта изредка навещала подруг, к которым приходили и другие гости. В обществе милых для неё Эллен и Мэри, а также их родных она не чувствовала себя скованной и робкой и могла общаться легко и непринуждённо. Молодой священник, который часто приходил к отцу её подруги обратил внимание на изящную, умную девушку, более того его неудержимо влекло к ней. В первых числах марта 1839 года он предложил ей выйти за него замуж. Но Шарлотта была совершенно не готова к созданию собственной семьи. Она смотрела на него и думала, что, быть может, это первое и последнее предложение руки и сердца, но у неё совсем нет стремления к супружеской жизни. Ей не хотелось огорчать этого любезного, милого человека, с которым так приятно общаться, но разве этого достаточно, чтобы стать его женой. Да и разве он знает, понимает её полностью. Шарлотта не могла представить себя в роли жены, серьёзной дамы, которая чинно семенит рядом с важным мужем, и опасалась, что её ребячливость, которая часто берёт верх, не смотря на то, что ей шёл уже двадцать третий год, не понравиться ему, верно, не станет он терпеть насмешки над собой, от которых ей не удержаться. Но самое главное то, что она не ощущала в себе того чувства, которое заставляет всё забыть, пренебречь даже опасностью для своей жизни, и идти за человеком куда угодно. У неё не было к нему любви.
Энн и Шарлотта поправились, они чувствовали себя окрепшими и отдохнувшими и стали задумываться о поисках работы. В тесном сестринском кругу было решено, что кто-то из них троих останется дома, помогать старшим. Для этой роли выбрали Эмили, так как она хуже всех перенесла жизнь вне родного дома, к тому она отлично справлялась со стряпнёй, которую Шарлотта терпеть не могла.
В начале апреля уехала Энн, она рвалась начать самостоятельную жизнь без опеки сестёр и даже не позволила сопровождать себя. Старшие за неё волновались, но уступили. Шарлотта не могла возвратиться в пансион мисс Вулер из-за плохого тамошнего климата. И поэтому она была согласна пойти даже горничной. Недавно она обнаружила в себе, как она высказалась «талант к уборке». Ведь удовольствие в этом деле находят далеко не все. Шарлотта же с усердием убирала в комнатах, аккуратно заправляла постели, тщательно чистила печи. Ей очень нравилось, когда после её усилий становится так чисто и прибрано, что любо смотреть, да и сам процесс ей был совершенно не в тягость. Но через несколько дней Шарлотте предложили место гувернантки в семействе богатого йоркширского промышленника Синджвика Стонегэйппа, жившего в Родоне, в окрестностях Лидса, куда она и уехала.