BRONZA

Тогда тоже шел дождь, и он очень боялся, что карнавальное шествие не состоится. Боялся, что не увидит шутов и фокусников, актеров, устраивающих свои представления прямо на улицах. А больше всего расстраивался из-за фейерверков. Сидя у окна, вглядывался в серую пелену дождя и думал, что в такую-то погоду…

К его радости, дождь недолго поливал брусчатку. Разветрилось. Выглянуло солнце. Они с матерью сели в карету, которая, как он думал, отвезет их на праздник. Лондон ликовал уже третий месяц, и казалось, веселому ликованию не будет конца. Даже самый последний ипохондрик готов был до утра пить за здоровье Карла Второго Стюарта и возвращение благословенной монархии. Но карета остановилась у дома с яркой вывеской над дверью. Мать вручила ему небольшую шкатулку, наказала отдать хозяину этого дома и дождаться ответа.

– А ты разве не пойдешь со мной? – спросил он, отчего-то встревожившись.

Рукой в ажурной перчатке она погладила его по щеке и поторопила:

– Иди же, иди!

Дверной колокольчик мелодично звякнул, когда он вошел внутрь. От прилавка к нему склонился вертлявый, с прилизанными волосами юноша и спросил, что желает юный господин. Он исполнил все, как велела мать.

Плотный чернявый мужчина с тяжелыми веками и мрачным взглядом, изредка покашливая и кутаясь в меховую накидку, долго перебирал содержимое шкатулки холеными пальцами, унизанными перстнями. Несколько раз перечитал вложенное письмо. Потом захлопнул крышку и так же долго молча изучал его лицо. Видимо, удовлетворившись осмотром, взял шкатулку и поманил за собой.

– Подождите! А как же моя мама? – разволновался он.

Бросился к дверям, распахнул их, сбежал по ступенькам. Улица перед домом была пуста. Карета уехала.

– Она уехала? Почему? – спросил он дрожащим от слез голосом у мужчины, вышедшего за ним следом.

Ничего не ответив, тот взял его за руку и увел обратно в дом. «Вытри слезы!» – это все, что сказал ему тогда отец.

Съежившись в кресле, Имонн спрятал лицо в коленях. Он так и не понял, почему мать подбросила его, словно кукушонка, в чужое гнездо. Отдала в семью отца, о котором он даже не подозревал до того дня. Неужели она желала ему добра? Но у отца уже было двое законных наследников и бастарду здесь не очень-то обрадовались.

Правда, сводный брат отнесся к нему вполне добродушно. Он уже вырос из детских обид. Зато сестра, с которой они оказались ровесниками, посчитав его грехом отцовской похоти, люто возненавидела и издевалась над ним, как могла. Коварная, она строила козни, а ему приходилось расплачиваться за проступки, которых он не совершал. Нет, его не били. Никто и пальцем его не тронул! Но выслушивая в очередной раз его горячие оправдания, отец мрачно смотрел на него отстраненным, не верящим взглядом. И этот взгляд жалил больнее любой розги.

Потом наступил вечер, когда на небе взошла красная луна. Она заглядывала в окно его спальни своим кровавым оком и манила куда-то. Его охватило неодолимое желание выйти на улицу. Он помнил только, как шел в темноте и дрожал на ветру, ступая босыми ногами по холодным камням. А после красное око луны вдруг приблизилось к нему вплотную, и тьма ощерила на него свои окровавленные клыки.

Очнулся он в приюте, при церкви Трех архангелов в предместье Лондона. Холодные брызги воды упали на лицо. Священник уже причастил мальчика и отпустил ему все грехи перед смертью. Известие о скорой кончине совсем не испугало его и даже не огорчило, он умирал и был счастлив этим. В ожидании смерти весь мир сосредоточился для него в картине, висевшей в простенке между окон. Закованный в серебряные латы, опираясь на сверкающий меч, на него темными глазами смотрел архангел Рафаил. Золотистые кудри обрамляли юное, такое печальное лицо. За плечами величаво распахнулись белые крылья.

Архангел стал его молчаливым и единственным другом, пока смерть медлила, словно позабыв о нем. Спустя три года за ним все же явился ангел смерти. Его душа без сожаления покинула измученное болезнью тело, больше не желая возвращаться назад, в этот бренный мир, она хотела покоя. Но встретившись с Марком, он по своей воле решил стать «щитом» для его кровоточащего сердца – и отдал свою Невостребованную душу ради него, не раздумывая…