Он боялся посмотреть себе за спину. Боялся увидеть отвратительные обрубки искалеченных, обломанных крыльев. Невозможность даже не взлететь, а хотя бы расправить их, делала его больным, на грани помешательства. Не дающий дышать, липкий мрак расплывался перед глазами чернильным пятном, и когда-нибудь, он знал это, однажды он уже не сможет вернуться из этого мрака. Но заскорузлые от запекшейся крови веревки, напоминая о себе, грубыми узлами врезались в тело, останавливая на время бесполезные попытки, монотонно, вновь и вновь, расправить несуществующие крылья. А голос не умолкал.
– Убей его, и свет больше не будет резать тебе глаза! Все погрузится во тьму! Убей Свет и принеси мне его голову!
Этот голос рокотал в ушах подобно урагану.
– Отдай мне его голову, и ты больше не будешь парией! Я навсегда освобожу тебя от крыльев. Я дам тебе ту жизнь, которую ты так хочешь. Ты сможешь забыть все – я обещаю!
Набегающей на песок волной мягко шелестел голос, уговаривая его. И безумно желавший освободиться от этого голоса, он убил Свет. Отрубил голову, схватил за перепачканные кровью серебристые волосы и протянул тому, кто обещал ему свободу. Мертвая голова смотрела на него ничего не видящими глазами брата, и он закричал.
– Марк, очнись! Очнись!
Кто-то тряс его за плечи. Марк открыл глаза. Над ним склонилось встревоженное лицо Байи.
– Это опять началось, да? Тебе снится тот самый кошмар?
– Прости, я не хотел тебя пугать… – Марк сел на кровати, привалился спиной к стене. Вяло подумал, закончится ли когда-нибудь этот проклятый день, часы показывали лишь начало десятого вечера.
– Я знаю, не извиняйся…
Имонн приткнулся к нему под бок, он обнял его, и оба затихли в темноте, в тишине, без движения. Дождавшись, пока мальчик уснет, Марк отнес его на другую кровать, накрыл покрывалом.