BRONZA

В ванной несколько минут бездумно смотрел на свое отражение. Потом с силой потер ладонями лицо. «Ивама, почему ты такой ублюдок? Что тебе нужно от меня? Чего ты добиваешься? Зачем творишь со мной такие вещи? Какое ты применил заклинание, что я чувствую себя хуже подыхающей собаки…» – думал он, открывая краны до упора. Долго стоял под сильным напором воды в надежде, что она смоет с его кожи прикосновения Оуэна. Устав стоять, просто сполз вниз. Обхватил колени руками, и вода еще очень долго барабанила его по затылку, плечам, согнутой спине. Только когда все мышцы онемели, а кожа покрылась гусиными пупырышками, вышел из душа.

В темноте на кровати едва угадывалась фигура спящего мальчика. На широком подоконнике сидел Монсеньор, перед ним стояла коробка с пирожными и большая чашка горячего какао. Марк поблагодарил его взглядом. Одевшись, пристроился рядом. За окном Нью-Йорк – этот город неспящих встречал наступившие сумерки бриллиантовой россыпью огней. Марку понравился город. Он хотел бы жить здесь всегда. Но не сейчас.

– И что ты уже выбрал? Сигануть с крыши? Или бесславно погибнуть в поединке с нечистью, сделав вид, что «упс» промахнулся? – спросил Монсеньор.

У Марка не нашлось сил даже огрызнуться.

– Вопрос не в этом… – не дождавшись ответа, хмыкнул Монсеньор. – Ты всегда можешь взять бессрочный отпуск, вернуться домой и зависнуть в нирване, в райских кущах! Вопрос в другом! Сколько пройдет времени… день, два – прежде чем ты начнешь ныть от скуки и прибежишь ко мне требовать хоть какую-нибудь работу?

Не желая обсуждать это, по крайней мере, сейчас, Марк промолчал. Сосредоточенно похлопав себя по карманам, Монсеньор достал леденец. Развернул и засунул в рот. Марк уставился на шефа с выражением «не рановато ли впадать в детство?», тот хитро подмигнул.

– Хочу избавиться от одной довольно вредной человеческой привычки.

Догадавшись, что шеф имеет в виду курение, воспользовавшись возникшей паузой в неприятном для него разговоре, Марк спросил:

– А как там Сэйрю? Сузаку говорил, он теперь в Лос-Анджелесе. Решил попробовать себя на роль кинозвезды? Зачем ему эта дешевая слава покорителя Голливуда? Разве мало собственного величия? Да кстати, как у него дела? Я давно его не слышал. С ним все в порядке?

От внушительной фигуры Монсеньора вдруг повеяло холодом могильного склепа.

– Да что может случиться с этой пронырливой рептилией? – пожал он плечами. – Нежится в своем болоте. Цветет плесенью и воняет тухлой рыбой!

Марк удивленно приподнял брови, всмотрелся в посуровевшее лицо шефа. «Поссорились? Не поделили что-то…?»

А Монсеньор думал: «Конечно, я подозревал, что ты прохвост – тот еще Змей с яблоком… Но на этот раз ты превзошел самого себя! Не ты ли говорил мне со вздохом печали, что не знаешь, как это – любить? Потому что не помнишь, каково это – быть любимым?! Зато, надо сказать, отлично знаешь, как быть беспощадным к тому, в чьей любви ты нуждаешься больше всего! Да уж, в иезуитстве тебе не откажешь… Твои лживые насквозь слова… Сэйрю, похожи на белый шелк какуремино и лисью маску, за которыми прячется твое бесстрастное, расчетливо-холодное бессердечие! Возможно ли полюбить того, у кого никогда не было сердца? Вопросец-то легче легкого! Не пора ли осчастливить им свою рогатую голову?!»

– Ладно, раз с вами обоими все в порядке… – он встал с подоконника, – я пошел. Кредитка у отрока. Отдохните, развлекитесь! – Монсеньор направился к дверям. Обернулся. – Только, прошу, без эксцессов, Марк! Не смей пускать на ветер заработанное тяжким трудом! Между прочим, моим тяжким трудом!

Марк хотел проводить его, но так и остался сидеть на подоконнике.