«…они снова ссорились. И между ними гулял холодный ветер их взаимной неприязни, развевая его гриву и лиловые сумерки ее платья. Пунцовые губы улыбались ему, а в бездонной черноте ее глаз, яркими колючими звездами, сверкало ее неудовольствие. И черные пряди ниспадающих до земли волос змеями вились вокруг ее точеной фигуры, танцуя на ветру.
– Я устала от твоих терзаний, – говорила она ему голосом раненой птицы. – Ты мучаешь его напрасно. Тебе пора отпустить его!
– Никогда!
Прошелестев нефритовой чешуей, Дракон нырнул в перламутровый поток быстротечного времени, но и здесь не смог укрыться от справедливости ее укоров. Когда она хотела, то была повсюду.
– Твои надежды не сбудутся, – повторяла она ему снова. – Почтение к старшему брату, уважение – это все, на что ты можешь рассчитывать! Он не может отдать тебе свое сердце! Ты разбил его! Помнишь?
– Пусть так. Пусть так…
– Ты убил его, Сэйрю! Ты помнишь?!
– Пусть так. Пусть так…
Он набросил на мокрое тело серебристо-пепельные одежды. Опустившись на ложе, повернулся к ней спиной. Она присела рядом, изящными пальцами мягко перебирая шелковистые пряди его волос. Влажные, они отливали глубокой зеленью.
– Почему? – произнес он сердито. – Почему он один такой бесчувственный? Безжалостный и бессердечный! Почему он не умер… до того, как мое слепое сердце прозрело, увидев его впервые!
Перевернулся на спину, ожидая ответа. Золотые глаза Дракона неподвижно уставились на нее. Она тихо рассмеялась.
– Ая-яй! Какой наш Сэйрю лицемер… – и погрозила сыну пальчиком. – Как бы ты ни любил его, он все равно останется тем, кем решил стать… однажды. К чему эти потуги исцелить его от него самого? – спросила она, становясь серьезной. – Близнецы, зачем ты вплел в полотно их судьбы ту чистую душу? Зачем заставил невинность помыслов принести себя в жертву, сотворив из искреннего самопожертвования Оковы и Щит? Прекрасно зная, что темный Имару из любви будет вечно защищать ее, а светлый – из ревности убивать. Сколько еще ты загубишь невинных душ, прежде чем перестанешь вмешиваться в отношения Близнецов? Посмотри на меня! – потребовала она.
Но, отвернувшись, он не желал смотреть во всезнающие, читающие истину глаза матери. И тем более, признавать свое поражение.
– Понятно, – произнесла она без всякого выражения и ушла, не прощаясь. До следующей ссоры. Унеся с собой осеннюю, моросящую дождями, промозглую серость своей печали и ночную тьму своего настроения.
В покоях вновь засверкало солнце. Защебетали райские птички. Воздух наполнился хрустальной чистотой. Ступая босыми ногами по шероховатому теплому камню, Сэйрю прошел туда, откуда был виден мир, который он создал для себя.
Веющее прохладой одеяние бога, струившееся прозрачной горной водой, расшитое жемчужными брызгами и разноцветными камешками со дна реки, пронизанное солнечным светом, подметало небесную лазурь при каждом его шаге.
Затуманенным взором окинул он совершенную гармонию своего Рая, в котором хотел жить вместе с возлюбленным. И тень набежала на божественно прекрасное лицо Дракона.
– Я не брат тебе. Не заступник. Не друг… Я пес. Больной, от вечного голода, пес. Желающий получить то, чем никогда не буду обладать…
Дрогнув, пальцы Сэйрю потянулись к лицу. Ногти впились в кожу, превращая божественную красоту в уродливые лохмотья. На камни закапала кровь.
– А-а-а!
Разнесся яростный вопль, разрушая созданный им Рай. Для себя и для него тоже…» Книга 12-ти Лун, глава седьмая