Бронзовые звери

Зофья не знала эту фамилию. Она застыла, чувствуя, как ужасная паника перед неизвестностью подбирается к ее мыслям.

Нет, – сказала она себе.

Она глубоко вздохнула, открыла глаза, принимаясь пересчитывать знакомые перегонные кубы и колбы вокруг нее. А затем, распрямив плечи, Зофья вышла из лаборатории и направилась в главный вестибюль.

За последние несколько дней Эдем сильно изменился. С тех пор, как новость о гибели Сотворенных объектов по всему миру разнеслась повсюду – некоторые из них взорвались и даже ранили людей, – из Эдема удалили почти все Сотворенные предметы декора. Теперь главный вестибюль выглядел аскетично, освещенный десятками свечей. Черный мрамор на полу заменил отполированный до блеска паркет, и, казалось, что, входя в вестибюль, гости ступают по черному ночному небу. Северин распорядился убрать люстры на потолке, и теперь все его пространство занимало ковровое покрытие в виде буйной зеленой растительности. Белые цветы росли вниз бутонами, а толстые лозы обвивали колонны, поддерживавшие витиевато украшенную лестницу.

Зофья прошла через вестибюль мимо богато одетых гостей, ее сердце едва не выпрыгивало из груди. Что же в этой телеграмме? И от кого она?

Слуга Северина приветствовал ее легким поклоном.

– Мадемуазель Богуска, чем могу вам помочь?

– Мне пришла телеграмма, – сказала Зофья.

– Ах да, – сказал он, порывшись в кармане жакета. – Вам больше ничего не нужно?

Зофья дрожащими руками взяла телеграмму.

– Не могли бы вы сообщить месье Меркадо-Лопесу, что я жду его здесь?

– Конечно.

Слегка кивнув, слуга удалился, оставив Зофью с телеграммой в руке.

Зофья жалела, что не могла притвориться, будто не видела записки на своем столе в лаборатории, но это было все равно, что снова потерять письмо Хелы, а ведь она прекратила прятаться от того, что не могла контролировать.

Возможно, ей не зря прошлой ночью снился сон о Лайле. В этом сне они сидели на высоких табуретках на кухне Эдема, макая изумительные сахарные печенья в горячее молоко.

Ты знаешь, что произойдет дальше? – спросила ее Зофья.

Лайла покачала головой. Это неизвестно мне так же, как и тебе.

Но ты, похоже, не боишься, – заметила Зофья.

Все, что я могу, – это надеяться на нежданную радость, и если она вдруг обернется тьмой, что ж, свет ведь никогда не исчезает навсегда.

Затаив дыхание, Зофья разорвала конверт. Внутри оказался маленький листок кремовой бумаги.

Ты получила мое письмо о нашем тайном бегстве? Я не получила твоего ответа. Через месяц мы приедем к тебе. С любовью, Хела.

Зофья громко выдохнула, опустив плечи. За спиной раздались торопливые шаги.

– Что случилось? – воскликнул Энрике, бросаясь к ней. Он поцеловал ее в щеку, чему Зофья каждый раз была несказанно рада. – Плохая новость?

– Нет, – с улыбкой ответила Зофья, взглянув на него. Она вспомнила слова Лайлы из сна. – Это… нежданная радость.

40. Энрике

Два месяца спустя

Энрике шел по длинным галереям Эдема, оценивая приобретенные артефакты: бронзовая статуя киннары[14] из Королевства Сиам, три закупоренных сосуда с внутренними органами неизвестного фараона и нефритовая фигурка лошади, принадлежавшая периоду правления династии Юань. В холлах галереи было много других сокровищ, но эти оказались единственными, которые следовало надежно упаковать. Остальные покоились в деревянных ящиках, набитых соломой, в ожидании дня, когда их отправят в те страны, которым они принадлежали.

В каком-то смысле Энрике оказался в начале пути.

Они в очередной раз похищали артефакты у Вавилонского Ордена. Он снова составлял каталоги, подбирал материалы, изучал исторические факты. Он снова беседовал и переписывался с потенциальными местными коллекционерами, считавшими себя хранителями культурного наследия и истории. Они отличались от членов Ордена, завладевших этими сокровищами. В отличие от них, эти люди обещали позаботиться об артефактах до того момента, как период политических и общественных потрясений закончится, и они смогут с гордостью выставить эти сокровища на всеобщее обозрение.

И несмотря на то, что эта деятельность была ему отлично знакома, странная тишина, наполнявшая галерею, казалась Энрике чужой.

Когда-то эти Сотворенные предметы были по-своему живыми.

Теперь же они навсегда застыли.

Феномен потери древними Сотворенными объектами своей живости теперь был известен как Великое Молчание. Некоторые винили в этом Бога. Другие – промышленное загрязнение окружающей среды. Однако, как бы там ни было, последствия оставались одинаковыми: Творение скоро станет лишь отголоском прошлого.