Бронзовые звери

Она ощущала взгляд Северина. Его губы сжались, словно он сочувствовал ей. Неужели он считал, что она скрывала лицо, потому что ее эмоции были настолько сильны, что она не могла их контролировать? Неужели считал, что оказывает ей милость, позволяя оставить на лице маску?

Северин шагнул вперед, с надеждой глядя на них. Настороженно.

– Я… я понимаю, то, что я сделал, было…

– Сейчас это неважно, – сказала Лайла. Она сорвала маску, ее глаза сверкали. – Ты нашел нас. Отлично. Теперь нам надо сосредоточиться на поиске карты храма в Повелье. Я выяснила все, что смогла. А что у тебя есть для нас, Северин?

– Кроме сожалений? – спросил Гипнос. – Вероятно, изрядное количество вины, которое помогло бы нам двинуться дальше?

– Вообще-то, у него в сердце не может быть сожалений, – заметила Зофья.

– Согласен, – откликнулся Энрике.

– Там кровь, желудочки…

Энрике вздохнул. Гипнос покачал головой, собираясь что-то сказать, как вдруг послышался негромкий смех. Северин смеялся. Лайла уже и забыла этот звук, глубокий, грудной смех.

– Как же я по вам соскучился, – воскликнул он. – На самом деле я…

– Сколько еще моего времени ты собираешься упустить? – холодно спросила Лайла, взглянув ему в лицо. Она подняла руку, на ее гранатовом перстне ясно отображалось число три. – Я была лучшего мнения о своих друзьях.

Гипнос завертелся на месте, словно ему отвесили пощечину. Глаза Энрике округлились от обиды, а у Зофьи отвисла челюсть. Лайла не желала смотреть на Северина, но, когда он заговорил, его голос прозвучал твердо.

– Это изменится, Лайла, – сказал он. – Клянусь.

Он закатал рукав плаща, показывая им божественную лиру, пристегнутую к его руке. Лайла уставилась на инструмент. Она помнила, каково это было, когда его окровавленные пальцы касались единственной струны. Словно ее душа готова была оторваться и вылететь из клетки ее тела. По ее спине побежал холодок.

Северин опустил рукав, на его лице застыла решимость.

– Я уверен, что карта храма под Повельей – это нечто, Сотворенное разумом, – сказал Северин. – Возможно, что-то вроде сосуда, наполненного знанием, а вовсе не традиционная карта. И еще Руслан кое-что сказал, прежде чем я ушел.

– И что же? – спросил Энрике, скрестив руки на груди.

Северин горько улыбнулся.

– Остерегайся драконов.

НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ ПОРТАЛА, вход в который скрывался за гобеленом, Лайла обнаружила, что они оказались на верхнем ярусе галереи Дома Януса, обнесенного перилами, откуда открывался вид на празднество внизу. Вдоль искривленных стен висело множество древних карт, каждая из них была аккуратно разглажена и помещена в сияющие рамки с причудливыми завитками из золоченой меди. Сквозь окно в куполообразном потолке струился лунный свет, и когда Лайла глянула через перила, сквозь спирали лестничных пролетов открылось взору множество веселящихся людей, похожих отсюда на море, волнующееся внизу. Она касалась рамок, в которых были заключены карты, стен, стыков в картинных рамах, однако предметы молчали.

Поначалу Северин оторвался от группы, удалившись вперед, и, казалось, словно очарование прошлого рассыпалось у нее под ногами. Это было так естественно, идти следом за Северином. Легко. Слишком легко. Лайла замедлила шаг, почувствовав внезапную злость. Энрике же, наоборот, встряхнулся и практически бежал вприпрыжку.

В конце коридора Северин остановился около последней карты, круглой шелковой трафаретной печати на глиняной табличке, диаметром около метра. Лайла не знала этого языка. Со стороны все это напоминало множество острых углов.

– Ну, Энрике? – спросила она.

Северин, открывший было рот, тут же закрыл его. Энрике выглядел чрезвычайно довольным собой, обернувшись к ним. Показалось ли ей это или Северин действительно отошел на задний план?

– Это Imago Mundi, – сказал Энрике. – Известная как Вавилонская Картина Мира. Здесь, конечно, представлена копия оригинальной глиняной таблички, ведь ее появление датируется еще периодом раннего правления Ахеменидов. У вавилонян, конечно, были драконоподобные божества, например, Тиамат, женское олицетворение первобытного океана, так что это могло бы оказаться частью подсказки.

Северин, разглядывая рамку, отступил назад.

– Не думаю.

Лайле вдруг показалось, что в комнате стало чуточку холоднее.

– Прости? – спросил Энрике.

– Сомневаюсь, что в Доме Януса пожелали бы, чтобы вход в сокровищницу ассоциировался с какой-то копией. Это выглядело бы… оскорбительно. А что касается драконов, думаю, это довольно серьезно.

– Значит, ты считаешь, что нам нужно искать настоящего дракона? – спросил Энрике.

– Возможно, не столь буквально, но это должно быть нечто, имеющее связь с этим словом.