Хела стояла перед ней, протягивая вперед бледную руку. На ней была та же тонкая рубашка, в которой она лежала на кровати во время болезни. Вода капала с ее рукавов. Под ее серыми глазами залегли темные круги от усталости, а волосы, словно влажные от пота, прилипли к шее.
– Я звала тебя на помощь, но ты не пришла. Ты совсем меня не любишь? Ты не получила мое письмо?
Чувство вины стиснуло горло Зофьи ледяной хваткой.
– Я его потеряла, – услышала она собственный голос.
– Как ты могла? – всхлипнула Хела.
– Зося? – снова позвала Хела. – Я прощу тебя, если ты обнимешь меня. – Зофья снова обернулась.
Она снова опустила глаза, ожидая увидеть темную воду. Однако вместо этого увидела потертый ковер, лежавший у кровати больной Хелы, и, подняв голову, увидела, что сестра тихо кашляет в платок, протянув к ней бледную руку.
Она должна пойти к ней.
Зофья шагнула вперед и вздрогнула от внезапного холода. Неужели она забыла закрыть одно из окон в комнате Хелы? Хела не выносила холода. Однако окно было плотно закрыто, но все же Зофье показалось, что до нее невидимым ветром доносит голос Лайлы. Ее голос звучал пронзительно, словно она кричала что есть мочи, но Зофье чудился лишь шепот:
–
Часть IV
26. Энрике
Энрике сидел на корточках, внимательно разглядывая отметины на земле. И как такое возможно? Даже если естественные природные процессы стали причиной того, что скелет сдвинулся с места, здесь бы не осталось таких следов. Он наклонился, чтобы получше разглядеть их, как вдруг струя воды брызнула ему на жакет, намочив шею.
Энрике недовольно поежился. Северину стоило бы ходить помедленнее по воде. Он снова уставился на землю и вдруг заметил нечто странное – мелкие камешки подпрыгивали в бороздках непонятного следа. Он ощутил едва заметную вибрацию под ногами. Словно земля ощетинилась.
Северин схватил его за плечи, заставляя подняться. Сотворенный воск заглушал звуки в левом ухе Энрике, а правое было так туго забинтовано, что даже громкие вопли казались ему шепотом.
Как и вопль Северина.
Северин пытался хоть что-то расслышать сквозь повязку, но слова ускользали. Он поднял факел, чтобы прочитать по губам Северина.
И это оказалось ошибкой.
За спиной у Северина темная вода озера вспенилась и забурлила. Сталактиты дрожали на потолке, словно выпадающие зубы, один за другим срываясь вниз. В тот момент, когда они ударялись о воду, яркие круги света разбегались по чернильной воде.
Мгновение спустя озеро обмелело наполовину, превратившись в водянистые полотнища, простиравшиеся к потолку. Потустороннее зеленоватое свечение пульсировало в глубине, и сквозь водяные полотнища пробивались руки скелетов, а в волнах возникали улыбающиеся черепа, невидящие глаза обращались к берегу. Клочья шелка и порванные ожерелья из драгоценных камней обвивались вокруг их запястий и сломанных шей. Эта толпа медленно ковыляла к ним разрозненными группами.
Энрике ощущал вокруг себя вибрацию музыкального ритма, как человек, закрывший глаза, сквозь веки улавливает мелькание бликов света. Он оказался прав. Сирена была предупреждением.
Северин пнул его, его глаза казались безумными, он зажимал уши руками. Его губы шевелились так быстро, что Энрике смог разобрать лишь несколько слов:
Внимание Энрике привлекло какое-то движение в стороне. Зофья стояла в воде, хватая руками воздух. Скелеты, сгорбившись, двигались к ней, теперь их разделяло метров тридцать, не больше.
Лайла дернула Зофью за руку, ее рот раскрылся в немом вопле.
– Зофья! – крикнул Энрике.
Но она не обернулась. Она дрожала, заливаясь слезами, протянув вперед руку. Лайла продолжала тянуть ее прочь, но Зофья не шевелилась.
Энрике слишком поздно понял, что происходит. Совершенно очевидно, что Лайла, которая почти полностью Сотворила себя, не поддавалась силе видений, возникавших в пещере по воле Сотворенного разума. Но Гипнос? Северин? Зофья? Они были в опасности.
Он представил, как Зофья исчезает под водой темного озера. К горлу подкатила тошнота. Он уже собирался броситься к ней, как вдруг Северин отпихнул его локтем в сторону. Он вскинул голову, что-то говоря, но Энрике разобрал лишь одно слово: