Но Зофья не шевелилась. Несмотря на то что пение Гипноса заглушило песнь сирен, казалось, что Зофья все-таки выбрала сирену. Она покачала головой. Призрак девушки становился все отчетливее, кости скелета почти не были видны. Она взглянула на Энрике, широко улыбаясь.
В ее улыбке ясно читалось:
НЕТ! – завопил Энрике. – Зофья, надо уходить!
Он уже собирался схватить ее за руку, как вдруг скелет выбросил вперед когтистую клешню, разорвав его повязку. И впервые до него донеслись звуки пещеры. Песня Гипноса умолкла на несколько мгновений, когда он остановился отдышаться.
И в эти несколько мгновений потусторонняя музыка переполнила Энрике. Никогда раньше он не слышал ничего подобного, эта музыка была подобна медовому свету и хриплому смеху грез. Эта песнь растворялась в нем, словно сахар в горячем молоке, и, казалось, прошла целая вечность, как вдруг Гипнос изо всех сил пнул его и продолжил петь.
Энрике встряхнулся.
Зофья заходила все дальше в воду, вода уже плескалась вокруг ее лодыжек, скелет, державший ее за руку, увлекал ее за собой в глубину озера.
– Нет! – завопил он. – Подожди!
Впервые Зофья вдруг остановилась и бросила взгляд через плечо. Энрике рванулся вперед, схватил ее за руку и потянул назад, но скелет злобно щелкнул челюстями. Энрике услышал голос призрака в голове: злобный и коварный.
У Энрике перехватило дыхание.
– Зофья… прошу тебя. Пойдем с нами. Посмотри. Мост совсем близко…
И это была правда. Мост был всего в трех метрах от них. Северин и Лайла уже почти перешли на другую сторону. Как только они там окажутся, то будут в безопасности.
– И почему я должна слушать тебя? – спросила Зофья.
Волны, грозно колыхаясь, вздымались выше, грозя поглотить их.
– Потому что без тебя у нас ничего не получится, Зофья! Ты нужна Лайле!
Голос призрака изменился, теперь в нем звучали сладкие ноты. Энрике вдруг понял, что смотрит на призрак Хелы, старшей сестры Зофьи.
Энрике попытался взять ее за руку, но Зофья отдернула ладонь, словно он обжег ее.
– Она лжет, Зофья!
– Она права, – монотонно произнесла Зофья. – Мы друзья.
– Да. Но… – Энрике чувствовал себя так, словно ему приходится приоткрывать какую-то секретную завесу, чтобы раскрыть свои секреты, – но ты нравишься мне гораздо больше, чем просто друг. Мне… мне
Зофья слегка повернулась к нему:
– Это правда?
– Откуда ты знаешь, что я нравлюсь тебе больше, чем просто друг? – спросила она.
Волны постепенно вздымались все выше. Скелеты маячили в шести метрах от них. Нет, теперь уже в пяти. Голос Гипноса сделался визгливым и хриплым. Он не мог больше петь, и скоро даже звуковой усилитель не смог бы их спасти.
Энрике жалел, что не мог показать Зофье странную формулу, нарушавшую равновесие в комнате, каждый раз, как она появлялась на пороге. Ему хотелось показать ей частоту, с которой мысли о ее голубых, словно сердцевина горящей свечи, глазах и алых, словно леденец, губах возникали в его голове. Однако она слишком хорошо знала, что он воспринимает мир по-другому и потому мог лишь честно ответить на ее вопрос.
– Откуда я знаю, что ты мне нравишься? – повторил Энрике. Он натянул улыбку на лицо. – Я не знаю, как объяснить. Просто какая-то часть моей души чувствует это. Та часть, что верит в мистику, суеверия. Это словно… мы принадлежим друг другу.
Зофья резко обернулась к нему. Ее глаза округлились, взгляд стал осмысленным. Резко вздохнув, она отпустила руку скелета, а затем, шатаясь, побрела к Энрике. Дрожа и рыдая, она прижалась к Энрике, и он крепко обнял ее.
– Тише, Феникс, все хорошо. Я с тобой, – бормотал он, зарывшись лицом в ее волосы.
В следующее мгновение песня Гипноса оборвалась. Песнь сирены нарастала, однако ее заглушал шум бурлящей воды, грозившей обрушиться на них.
– Скорее! – завопил Гипнос.