Бронзовые звери

Он схватил Энрике за руку, и втроем они бросились к мосту. Волны вздымались над их головами, грозя утопить в водной пучине. Множество бледных рук тянулось к ним, тонкие пальцы разрывали остатки повязки Энрике, хватали его за рукава. Костяной мост маячил впереди. Вода захлестнула ноги Энрике, и он поскользнулся. На мгновение все вокруг словно замедлилось. Он ощущал, как тянутся секунды, словно игла, слегка касающаяся его кожи.

Падая, он успел втолкнуть Гипноса и Зофью на мост. Теперь он оказался по пояс в воде. Нога скелета обвилась вокруг его бедра, и его близость вызвала отвращение.

Вода лилась ему в лицо, попадая в глаза. Изумрудное сияние озера окружало золочеными нимбами фигуры Гипноса и Зофьи, делая их похожими на святых. Если они окажутся последним, что он увидит в этой жизни, он был бы счастлив.

Зофья бросила что-то в воду. Череп одного из скелетов вспыхнул, и существо разразилось ревом. Сотворенные разумом создания бросились назад, отпуская его. Вода захлестывала их, но вместо того, чтобы смыть их в озеро, она утекла через потайное Сотворенное препятствие. Энрике смотрел на прозрачную трубу, окружавшую костяной мост. Зловонная вода плескалась вокруг, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был отвратительный треск сталкивавшихся друг с другом скелетов. Когда Энрике взобрался на мост, Зофья и Гипнос схватили его за руки, и все вместе они бросились к внезапно вспыхнувшему свету в дальнем конце стены.

27. Лайла

Лайла ничего не чувствовала.

Даже ужаса.

Она помнила, как бежала по костяному мосту к светящейся дальней стене, но теперь свет исчез. А вместе с ней и чувства. Она не ощущала, как острая влажная галька натирает ее ноги. Пустота охватила ее в тот момент, когда они перешли костяной мост. У нее то и дело темнело в глазах. Легкие должны были бы разрываться от боли. Она должна была бы ощущать запах затхлой озерной воды. Северин отвернулся, выплевывая воду и хватая ртом воздух.

Несколько мгновений спустя Гипнос, Энрике и Зофья упали на берег рядом с ними. Лайла слышала, как они кашляют и отплевываются. Она слышала, как Северин что-то тихо говорит обеспокоенным голосом.

Но она словно слышала их из-под толщи воды.

Ей следовало радоваться. Плакать от счастья, что они смогли перебраться на другую сторону. Но пустота, заполнявшая ее, заглушала все чувства. Она впитывала в себя радость, пожирала страх и оставляла от нее лишь внешнюю оболочку.

Лайла убеждала себя, что это нормально. Она уже испытывала такое раньше, но чувства всегда возвращались. Но голос внутри настойчиво нашептывал: Слишком долго ты ощущаешь себя человеком, правда, маленькая сломанная кукла?

Лайла попыталась отвлечься, обернувшись к остальным. Она заставила себя сосредоточиться на друзьях, и их голоса стали казаться громче и отчетливее. Время шло, и она все яснее видела их лица, но пещера, простиравшаяся дальше, представлялась ей сплошным скоплением пустоты и размытых теней.

Гипнос перевернулся на бок, едва дыша. Энрике лежал на спине, его грудь тяжело вздымалась. Зофья сидела рядом с ним, обхватив колени руками, ее била дрожь.

– Энрике? – воскликнул Северин, встряхнув его за плечо. – Ты ранен? Что произошло? Скажи хоть что-нибудь, прошу тебя.

Энрике открыл рот, что-то прошептав.

– Что с ним такое? – спросил Гипнос скрипучим голосом. – Он в порядке?

– Я… – прохрипел Энрике. Он поднял руку, потирая висок. – Же вам говорил.

А затем запустил комком воска в лоб Северину. Однако Северин выглядел абсолютно невозмутимо.

– Тебе лучше?

Энрике взглянул на Зофью, а затем на Гипноса.

– Немного.

– Хочешь встать с земли? Или же ноша непогрешимости слишком велика?

Энрике улыбнулся. Он протянул руку, Северин ухватился за нее, и они оба поднялись.

Больше всего на свете Лайле хотелось улыбнуться. Но ее лицо застыло.

– Лайла? – спросила Зофья, глядя на нее. – Ты ранена?

Возможно, – подумала Лайла. Но она ничего не ощущала, поэтому не знала. Слова словно застряли у нее в горле, и она не сразу смогла ответить.

– Мне не больно, – медленно произнесла она.

Она слышала монотонную безучастность своего голоса. Северин обернулся к ней. Когда-то она была способна ощутить всю силу этого взгляда. Теперь же это не имело значения. Усилием воли она заставила себя встать. Каждое ее движение напоминало безразличное подергивание марионетки, которую тянули за ниточки.

– Лайла, – сказал Энрике. – Ты единственная, на кого не подействовала Сотворенная разумом песнь сирены.

Его слова прозвучали так, будто это хороший знак.

– Естественно, она ведь богиня, – воскликнул Гипнос.

– Это потому что я Сотворена, – ответила Лайла. – Судя по всему, все, что воспроизводит Сотворенный разум, способно воздействовать лишь на обычных людей.

Ей хотелось говорить беззаботно, но ее голос звучал безразлично. Улыбка сползла с лица Гипноса.

– В тебе очень много человеческого, – произнес Энрике, взяв ее за руку. – Если бы это было не так, нас бы всех придушили эти скелеты.

Гипнос вздрогнул.