Брось мне вызов

Поначалу Ба и Лиззи кажутся шокированными, но их восторг от того, что кто-то наконец противостоит отцу, воодушевляет, и я продолжаю. Слишком долго им приходилось держать язык за зубами из-за манер и расстановки сил, и если я единственный, кто готов с ним сразиться, то пусть будет так.

У него нет надо мной власти. Уже нет. Я перерос его. Мне не нужно что-то доказывать ему. Мне не нужно впечатлять его. Возможно, я так думал, когда начинал этот путь и хотел бросить ему в лицо свои успехи, чтобы отомстить, но слушая его напыщенную речь, я получаю четкий и ясный урок. Он так же слаб, как и его власть надо мной. Мое желание его одобрения, его привязанности, его любви – все это уже в прошлом.

В свободе есть сила.

Посреди буйства, когда вена отца опасно вздувается, я просто встаю. Элла испуганно смотрит, вероятно, думая, что я собираюсь довести дело до драки, но я выдвигаю ее стул. Помогая ей подняться, я беру ее за руку и иду к дверям.

– Это бессмысленно. Ты не сможешь этому помешать. Это простая формальность, мелочь, потому что мы семья. Ты совершенно ясно дал понять, что не считаешь меня членом семьи, поэтому мы продолжим разговор сугубо в формальной обстановке. Я буду на связи.

Я не даю ему ответить и ухожу прежде, чем он успевает сказать последнее слово. Но за спиной я слышу, как Эдди скулит:

– Отец, ты сказал, что она будет моей. Что происходит? Сделай что-нибудь.

Победная улыбка озаряет мое лицо. Возможно, мне не понадобится одобрение отца, но, несомненно, приятно нарушить их планы и само их существование.

Альфред провожает нас и открывает входную дверь.

– Об Оливере хорошо позаботились, пока он ждал вас, господин Колтон. – Понизив голос, он шепчет. – А вы знаете, как навести шуму, не так ли, сэр?

Его гордость и радость – награда за отличную работу, и от него кажется более ценной, чем от собственного отца.

Как только мы выходим на улицу, подбегает Лиззи.

– Колти! Черт возьми, ты надрал отцу задницу! Просто офигенно.

К счастью, входная дверь находится достаточно далеко от гостиной, и никто, кроме нас, не может ее услышать. Никому нет дела до того, что она не следит за языком, но тон высказывания будет расценен как богохульство. А Лиззи еще ребенок и, к сожалению, все еще подвержена капризам и прихотям отца.

Я беру ее за руки.

– Лиззи, следи за собой. Одно дело для меня злить отца, но совсем другое для тебя. Пожалуйста, просто сохраняй спокойствие и держись. Я скоро с тобой свяжусь.

Я целую ее в лоб, и она кивает: головокружительное возбуждение по-прежнему ярко сияет в ее глазах. Надеюсь, что она сохранит его надолго, чтобы справиться с отцом.

Оливер съезжает с дороги, и я не могу не смотреть в окно на надвигающуюся темноту. Даже без дневного света я знаю эти зеленые холмы как свои пять пальцев, каждый шрам и сюжетную линию. Мои боксерские поединки, борьба моих предков за землю и за жизнь.

В мои мысли врывается Эль, обращаясь к нашему водителю:

– Оливер, сейчас вы услышите то, что не должны слышать. Понимаете меня? Пусть это останется конфиденциальным между водителем и пассажиром, ладно?

Его глаза встречаются с моими в зеркале, когда он отвечает Эль.

– Да, мэм.

Она не закончила.

– Я буду себя вести, как будто у меня тараканы в голове. Я не хочу, чтобы вы судили всех американцев по мне. Понимаете?

– Тараканы в голове? – проговаривает Оливер, в недоумении нахмурив брови. Но он держит машину ровно и с легкостью вливается в транспортный поток.

– Я выяснил, что американцы любят идиомы с животными. Просто скажите да. Так будет лучше для вас. – Я пытаюсь успокоить его с улыбкой, но его тихое «да» больше вопрос, чем утверждение.

– Хорошо. Мы друг друга поняли. – Вывод Эль даже близко не похож на правду. Оливер понятия не имеет, о чем она говорит. Но я имею.

Я пытаюсь подготовиться к словесной баталии, которая кажется мне более важной, чем та, которую я только что провел с отцом. Она совершенно неожиданно несколько раз шлепает меня по руке в стиле кошачьих боев, и ее волосы мотаются взад-вперед, пока она молотит меня.

– Какого черта это было, Вулф? Ты чертов ублюдок! Я могу выбить из тебя все твое офигенное дерьмо прямо сейчас! Если тебе есть, что сказать в свое оправдание, мистер, то сделай это до того, как я… ах!

Ее голос проходит путь от визга до истерического пронзительного вопля и обратно до злобного рычания, когда она толкает меня в грудь. Я сижу совершенно неподвижно, что, кажется, бесит ее еще больше.

Вся эта постановка веселит меня и вызывает улыбку, но я поджимаю губы и принимаю мудрое решение не улыбаться.

– Виноват. Прости, Эль. – Начать с извинений вполне разумно, но она заводится еще сильнее.

– Еще как! – Она снова шлепает меня, но на этот раз я беру ее руки в свои и целую ее.

На мгновение она продолжает борьбу, а затем целует меня в ответ, крепко и жестоко. Не страстно. Это наказание.

– Ты напугал меня до смерти, Вулф.

– Почему ты называешь меня Вулф? – спрашиваю я, мои губы все еще прижимаются к ее.

Она чмокает меня губами и отвечает с улыбкой.

– Не знаю. Наверное, потому что злюсь на тебя.

Но она кажется не такой злой, как минуту назад.