Брошенная колония

Демидов дополз до соснового ствола и попытался сесть, его снова прострелила боль в пояснице, но он сцепил зубы и, глубоко вдохнув, постарался унять ее. Подняв веточку и расчистив от хвои кусок земли, он принялся дрожащей непослушной рукой выводить руну поиска. Пришлось перерисовывать трижды. Наконец она получилась читаемой, кривая, но вроде бы рабочая. Он пустил себе кровь, понимая, что эта рана подкосит его, но делать было нечего. Он сосредоточился на Сторожье — руины замка его не интересовали. Кровь, окропившая контуры, начертанные на земле, пузырилась. Очень тяжело в состоянии Игната было держать в мыслях офис братства и Деда в нем. Сознание плыло и грозило отключиться, боль не давала сосредоточиться, но он справился. Игнат не знал, сколько прошло времени, но кровь вдруг собралась в тонкую линию, вытянувшуюся на метр, может, даже чуть больше и без всякой стрелки, что говорило только о направлении, и указывала она на горы. Значит, до Сторожья сотни километров, если не тысячи. Четкий результат руна давала километров на пятнадцать, а тут только примерное направление, с диким разбросом.

Игнат закрыл глаза — он очень устал, нужно было поесть и смочить пересохшее горло. Но если он сейчас отключится, то может уже не проснуться. Кое-как разлепив тяжелые веки, егерь, скрипнув зубами, стянул рюкзак и достал пару кусков вяленого до каменного состояния мяса и флягу с водой. Сделав глоток, он начал посасывать солоноватую полоску. Размочив ее слюной, хорошо разжевал ее, сделал новый глоток, и так по кругу, пока то, что он отмерил себе на обед, не кончилось. Теперь нужно было заняться лечением — это огромный риск: если он потеряет контроль над коконом, то джинн может его захватить, хотя стать одержимой тварью не так уж и плохо в той ситуации, в которой егерь оказался.

— Фарат, — приоткрыв кокон, обратился он к джинну, — если я умру, то и тебе не жить, мне нужно по максимуму залечить эту серьезную рану. Ты станешь очень силен, напитавшись моей болью, а я — наоборот, слаб. Если рванешься, я не удержу тебя, но в этих пустошах ты умрешь через пару дней, вряд ли такой джинн, как ты, захочет захватить тело какого-нибудь мелкого грызуна. Я требую клятвы.

Джинн заворочался — боль хозяина доставляла ему наслаждение, но он понимал, что чем лучше сохранность куска мяса, в котором находится его темница, тем ему выгоднее. Ответный образ с клятвой сделать все возможное пришел Игнату почти мгновенно, но даже его прием вызвал слабость. Демидов пробормотал ритуальную фразу:

— Принимаю клятву, — и приоткрыл кокон.

Фарат не стал рваться, как сделал бы это обычно: человек хрупок и на данный момент очень уязвим, но существовать в тушке грызуна или развоплотиться джинна не прельщало.

Игнат держался с большим трудом, рана перестала болеть, но он знал: Фарату не залечить ее, только слегка подлатать сможет. Чтобы затянуть ее целиком, потребуется не меньше пары недель ежедневного воздействия хотя бы по паре часов, а этого времени у него нет. Скорее всего, вообще все это барахтанье зря, если он, конечно, не в Орежском княжестве. А что, логично. Новин работал на графа, родом оттуда, Веревея зачистила его, чтобы он не сдал работодателя. Так, может, и монстра прислал кто-то от графа? Но почему портал увел в горы, а не в подвал замка Димитрия, или во двор, или еще куда? Эти мысли помогали ему оставаться в сознании и держать приоткрытым кокон, но Демидов чувствовал, как с каждой минутой становится сильнее джинн. Он не знал, сколько продлилось лечение, но понял: еще немного — и Фарат станет сильнее, чем кокон, а этого было нельзя допустить даже при наличии клятвы.

— Хватит, — послал он мысленный приказ.

Джинн послушно вернулся в кокон и был доволен результатом: он неплохо подпитался болью носителя.

Первая капля упала на землю, за ней еще одна и еще, дождь становился сильнее с каждой минутой, густые лапы ели, раскинувшиеся над головой, хоть как-то задерживали влагу. Нога начала ныть, клонило в сон, и Игнат понял, что сил на сопротивление нет. Он, как мог, свернулся и, закрыв глаза, моментально уснул.

Его разбудил Фарат: джинн рванулся, кокон едва удержал его. Игната просто перекосило от боли, но, открыв глаза, он понял, в чем причина: прямо на него с пяти шагов смотрела его смерть.

— Лешак, — с тоской в голосе произнес Игнат и попытался подняться, потянув из ножен на груди кинжал.