Когда возвращались домой, танцевали сначала на улице, потом в троллейбусе…
Разговор с Кариной, единственной настоящей подругой. Занимательно уже то, что происходил он в ванной комнате, традиционном месте наших с ней уединенных бесед. Мы сидели, прижавшись плечами, и говорили полушепотом о важном и о том, что скажешь друг другу только здесь, в темноте. Каринка — личность незаурядная и стоит особого внимания. Девочка с оригинальным умом, начитанна, пишет. Голубые ясные восточные глаза с большими ресницами, вишнево-красные губы. Есть две детали ее внешности, пройти мимо которых было бы преступлением. Ее ушко, прячущееся под вьющимися волосами, и рука… рука богини (советской богини!). Тонкая, молочного цвета, с проступающими сквозь кожу голубыми прожилками и с длинными пальцами. Что ценю в женщине — запястья и кисти рук. Может, потому, что играю на фортепиано. Сказать, что фигура Карины так же сложена, как ее ушко или рука, было бы несправедливо. Люблю ее как друга, не больше. А может быть, именно эта любовь самая большая. Так вот, сидя в ванной, я прочитал стихотворение, которое написал ей.
Она поцеловала меня, смеялась и была тронута. Потом мы пошли на балкон смотреть салют, чокнулись шампанским, каждый знал, за что пьет. Я взял гитару, и с балкона пятого этажа понеслась песня. Кто знает, как сложится судьба каждого из нас, но я благодарен школе, ребятам и Карине за то, что они есть.
Сидел за столом, писал. Подходит Вадик и говорит: «Знаешь, сколько осталось учиться в школе? Восемь дней. Это ужасно. Как я люблю школу».
Мне грустно. Птица, судорожно махая крыльями, перелетает с крыши на крышу. На здании напротив — плакат «Братский привет народам социалистических стран». Такой выцветший и облезлый. Зачем он там висит? В полукруглое здание метро «Щербаковская» с левой стороны входят люди, а с правой — выходят. Кажется, будто это одни и те же люди, просто они не знают, куда идти. Вот они едут в серых вагонах по своим адресам. А правда ведь, как было бы чудесно: вошел в здание метро, бросил 5 копеек в щель, турникет открылся, прошел 20 метров и вышел из здания на улицу. — Внимание, двери не закрываются, станция «Щербаковская», здесь можно совершать бессмысленные поступки.
У нас в семье это уже ритуал. Когда по радио идет папина постановка, мы собираемся на кухне. Главный герой — радиоприемник с тремя кнопками. Так и сегодня. Мама быстро приготовила поесть, крикнула: «Мойте руки. Все на столе». Мы собрались. Диктор объявил: «А сейчас вы услышите радиоспектакль „Жди меня“ по пьесе Константина Симонова, режиссер Эмиль Верник».
Папа требует абсолютного внимания и тишины. Это как в театре, когда гаснет свет в зрительном зале, открывается занавес и начинается спектакль. И ты уже не ты, а словно участник действа, которое разворачивается перед тобой. Ты слушаешь голоса, музыку, тебя втягивает, как в воронку. И уже нет ни любимой маминой красной посуды, ни плетеного коричневого абажура над столом, ни чайника со свистком на газовой плите, ни слова «Океан» на стене нашего дома за окном, ни этого рыбного магазина, что расположился на первом этаже. Ничего. Если вдруг вилка цокает о тарелку, папа смотрит таким взглядом, что хочется эту вилку проглотить. Я вижу, что он сейчас весь там. Проживает вместе с героями этот кусок жизни. Там, в самом конце, есть момент: Валю и Глеба расстреливают. Смотрю на папу… а он плачет. По-мужски, как-то неумело. Достал платок, вытер слезы и сидит, не двигаясь.
Сейчас подумал, что дневник для меня — это уже не копилка фактов, а друг, с которым хочется говорить обо всем.