Брошенные тексты. Автобиографические записки

Сделать запись в дневнике — все равно что задержать дыхание. Остановиться и не двигаться. Никуда не бежать, злясь на себя, что опять все в последний момент. Не дергаться, не суетиться, а просто выдохнуть и начать писать. Попробуем.

Итак, что было за эту неделю? Проба в картину «Процесс» — утвердили на главную роль. Буду играть адвоката, конечно же, мерзавца. Проба в МХТ на главную роль в спектакле по Агате Кристи «Свидетель обвинения». Утвердили. Леонардо, мой персонаж, конечно же, подлец, но это обнаружится только в финале спектакля, когда станет понятно, какую аферу они провернули с супругой. Ее будет репетировать Рената Литвинова.

Провел два вечера с благотворительным фондом «Федерация» и аукцион. Среди гостей и участников: Софи Лорен, Орнелла Мути, Микеле Плачидо (в 80-е сводивший женщин с ума комиссар Каттани), певица и хореограф Пола Абдул, Энди Макдауэлл… Вот скажи мне кто-нибудь двадцать лет назад, что я буду как ни в чем не бывало говорить с ними, целовать Орнеллу и Софи, слышать от них: «Игорь, браво», конечно, я бы рассмеялся над этой нелепой фантазией. Все поменялось — возможности, отношение к происходящему. Пару месяцев назад на одном мероприятии я общался на сцене с Ван Даммом, с которым лет 20 назад сделал фото в клубе у Антоши Табакова. Тогда я гордился этой фотографией и показывал ее с таким видом, словно это карта, на которой отмечено, где зарыт клад. С тех пор я вел мероприятия, на которых пели Анастейша, Гвен Стефани, Джордж Майкл, Джамироквай. Я уже не говорю про «итальяшек» а-ля Тото Кутуньо, Ромина Пауэр и иже с ними. С моим кумиром Де Ниро вел аукцион. Орнелла вся лучится, голос низкий, грудной. Софи Лорен — стать, покой, благородство и красота, ей 77 лет.

Почему в театре я не всматривался в наших великих стариков: Смоктуновского, Ефремова, Евстигнеева, Борисова? Иногда сидел на репетициях или стоял за кулисами, думал, откуда в них эта отвага, эта невероятная уверенность в себе? Что дает им право быть столь блистательно свободными. Да, огромный талант, но не только. Опыт, большие роли, зрительская любовь… Странно, какое-то беспечное ощущение, что они будут всегда — и вчера, и сегодня, и завтра. А когда уходят, мгновенно чувствуешь пустоту, но поздно. С Бэлой так было. С мамой. Казалось, они будут всегда.

2 апреля

В Доме музыки сыграли концерт «Признание в любви» с оркестром Владимира Спивакова. Я влюбился в этого человека, несуетного, великолепно образованного. Мягкого и требовательного одновременно. Накануне утром мы репетировали с его оркестром, где-то через час он сказал: «Давайте прервемся». Пригласил к себе в кабинет. Там нас, Женю Миронова, Машу Миронову, Константина Райкина, Валентина Гафта и меня, уже ждали пирожки с мясом и капустой, бутерброды с телячьей колбасой, хлеб вкуснейший. «Что за хлеб?» — спрашиваю. Он: «Австрийский, за 18 евро». Кому в Австрии сказать, что хлеб стоит таких денег, так они бы всем населением переехали к нам. И только тем бы и занимались, что хлеб пекли.

Костя Райкин в гримерной достал из коробочки мешочек, а из него флакон с новым парфюмом. С восторгом коллекционера-гурмана предложил попробовать. Подвести с реакцией было нельзя. В какой-то момент, пока Толя Белый читал на сцене Маяковского, Костя процитировал другого Маяковского, с рассказом о том, как однажды Вера Инбер сказала: «Маяковский, вы хулиган». И тогда он написал: «Ах, у Веры, ах, у Инбер что за плечи, что за лоб! Все смотрел бы на нее бы, все смотрел бы, но не…»

7 вечера. Пресс-конференция позади. Мы в смокингах, актрисы в вечерних платьях. Просто рядом находиться с Алисой Фрейндлих — уже наслаждение. А мы одно дело делаем. За кулисами все в волнении: легче три спектакля подряд сыграть, чем три стихотворения прочитать с оркестром на сцене Дома музыки.

3 апреля

Самолет. Утро. Летим с Вадиком на пару дней в Рим. 22 года назад мы были в Риме первый раз. Как летит время, как это возможно? Помню гречку, которую брали с собой, чтобы не тратить денег на еду, сам готовил, варил. Помню, как пешком с чемоданами шли через весь город к приютившим нас братьям-итальянцам. Первая в жизни пицца, Ватикан, собор Петра, куда меня не пустили, потому что был в шортах. Нашел на улице дудку детскую, солнцезащитные очки, потертые, но не сломанные. Все это

зачем-то переехало в мой чемодан. Помню, как поехали в гости к Майе в Болонью. Оттуда с Яником, ее сыном, на электричке рано утром выезжали и возвращались поздно вечером, и так съездили во Флоренцию, Венецию, в Сан-Марино и к морю в Римини. Помню, как Вадик умолял меня задержаться еще на пару дней, а я спешил обратно в Москву к Алене, в которую был бешено влюблен. В Венеции на площади Сан-Марко купил ей сережки в виде гондол и держал их в нагрудном кармане до тех пор, пока не подарил.

Отсюда, из Рима, 5-го вечером должен полететь в Куршевель.

8 апреля

Вылетел. Три дня в горах. Воздух такой, будто его есть можно. Сноуборд.