Брошенные тексты. Автобиографические записки

Я хожу в костюме черном
и при желтой бабочке.
Я поймал ее сачком
на зеленой травочке.
И теперь костюмчик мой
выглядит так празднично,
что за мной бегут гурьбой
молодые бабочки.

Я хожу в костюме черном,

чтобы им понравиться.
Я надел его в субботу,
а сегодня пятница.
На лице ни тени грусти
столько лет и столько зим,
у меня такое чувство,
будто я неотразим.

В черном я хожу костюме,

весь — покой и выдержка.
Разрешите снять пыльцу мне
с ваших юных крылышек.
Может, вместе полетаем?
Льется вздор мой без труда,
в голове не питьевая
тихо плещется вода.

Полагаю, что сие

вследствие тех перемен,
кои нежели вполне
также, впрочем, не совсем.

В голове когда-то жили

рыбки — думы-думочки,
нынче всех переловили
бабочки на удочки.

Я хожу в костюме черном

в трауре по рыбочкам,
я пустой и легкий очень,
как мои улыбочки.

Улетаю в бесприютства

незнакомые края.
У меня такое чувство,
что нет чувства у меня.

1986

Вальс

О, как долго сквозь дни и столетья,
через годы, пиры и метель,
о мадам, на прекрасной карете
вы ко мне мчались прямо в постель.

Вы меняли коней и лакеев,

туалеты, прически свои,
вы менялись, но мчались скорее
сквозь столетья в объятья мои.

За окном обнажались деревья

и одеться спешили опять.
За окном превращались деревни
в многочисленные города.

Непогоды влекли непобеды,

под колесами мчались года,
о мадам, вам пора из кареты
пересесть в заурядный трамвай.

Ах, как грустно, как грустно, не так ли,

что ваш путь начался так давно.
На постели моей вам едва ли
избавление будет дано.

Будет путь ваш едва ли оправдан,

я вас ждал, но поверьте мне,
что я лучше бы сам назад к вам
проскакал на ретивом коне.

Ну да что там, все кони в поле,

все кареты в музейной тоске,
о мадам, так зачем через годы
вы в постель прямо мчитесь ко мне?

Я вас жду, я вас жду всем сердцем,

мне так дорог ваш странный пыл.
О мадам, может быть, в той карете
я однажды уже с вами был.

1987

Джаз

Дождь стучит за раскрытым окном,
завожу патефон —
и вот, и вот
из трубы,
так нежны, так грустны,
вылетают семь нот
одной судьбы.

Две гитары в углу, тихо тронув струну,

распускают молву, распускают молву,
как влюблен
саксофон
в контрабас.
Он для вас, контрабас, изогнулся сейчас,
и в который раз вновь выводит бас,
лишь для вас
этот бас,
контрабас.

Три блестящие трубы очень удивлены:

саксофон в контрабас — непонятный альянс,
и хохочут они: «Ох, не смеши,
не смешите нас».
И оглохший рояль, не расслышав тех,
вдруг роняет печаль в их нестройный смех,
и так рождается власть,
которой зовется джаз.

Дождь стучит за раскрытым окном,

улыбнется он, а то заплачет он.
За окном
дождь играет джаз,
и звучит контрабас,
и поет саксофон…

1987