«Что он смотрит на меня? Сынок богатых родителей, знаком ли ему голод?» — такая мысль мелькнула в голове мальчишки, когда он вонзал зубы в сладкую мякоть манго.
Суйодхана подозвал к себе сестру, и, не обращая внимания на ее возмущенные крики, забрал все плоды, лежащие в подоле ее платья, и положил их рядом с нишадцем.
Голод заставил подростка-нишадца забраться в царские владения, чтобы найти еду для себя и своей семьи. Его тетя опасалась, что его схватят стражники. О воровстве в их семье никогда и не подумывали, но, то были лучшие времена. Теперь же бедность довела до того, что грань между дозволенным и запретным заметно стерлась. Тетя с двоюродными братьями мальчика была здесь, неподалеку и вполне следить за происходящим. Они не ели два дня, но когда он рассказал о своих намерениях, тетя их не одобрила. Сейчас он сам уже жалел о своей задумке, уверенный, что скоро окажется в страшных темницах Хастинапура.
— Возьми себе эти манго! — сказал ему молодой царевич.
На мгновение растерявшись, мальчик-нишадец принялся собирать фрукты. Он смог взять в руки лишь часть, тогда Суйодхана приблизился к нему и помог уложить все манго в сложенные у груди руки мальчишки.
— А теперь иди, пока они тебя не заметили, — Суйодхана кивнул в сторону стражников, увлеченных игрой в кости.
Мальчик побежал к своей тете, которая с замиранием сердца поджидала его в зарослях. Когда он уже был готов скрыться за густой листвой, Суйодхана окликнул его. Сердце нишадца сжалось. Неужели царевич передумал и хочет забрать свой подарок? Глаза его наполнились слезами гнева и разочарования. Он остановился и медленно обернулся. Суйодхана улыбался и махал ему рукой:
— Эй! Как тебя зовут?
Нишадец глубоко вздохнул и крикнул:
— Экалавья!
Удивившись своей же храбрости и не дожидаясь, скажет ли еще что-то царевич, он со всех ног припустил в лес.
Занятия тянулись неимоверно долго, день был жарким. Перед глазами Суйодханы стояло изможденного лицо голодного Экалавьи. Также он размышлял о бедности, заставившей нишадца искать пропитание в царском лесу. Его думам немного мешал громкий голос Арджуны, пытающегося произвести впечатление на нового наставника своими познаниями в священных писаниях.
«Возможно, мне необходимо побольше узнать о не ми о его народе», — подумал царевич.
Его взгляд упал на сидящего рядом с отцом Ашваттхаму. Они обменялись улыбками, негласно соглашаясь с тем, что уроки — это самое скучное времяпрепровождение в мире.
— Суйодхана! Оставь свои мечты и внимательно слушай! — сердитый голос наставника Дроны вернул царевича к действительности, то есть к изучению священных текстов.
Юдхиштхира спорил с Арджуной, чья очередь читать Веды. Суйодхана же старался не заснуть.
Снаружи земля окрашивалась красными лучами заходящего солнца. Далеко от дворца усталая смуглая женщина-нишадха и пятеро ее сыновей спали, утолив свой голод. Рядом с ними сидел еще один мальчик и грыз косточки от манго.
ГЛАВА 3
ДИТЯ ЛЕСА
Экалавья не мог понять, почему царевич Каурав повел себя так. Затея, конечно, была безрассудной — проникнуть в царский лес у самых стен столицы, чтобы украсть там манго. Но голод одолевает любой страх. Он был готов к наказанию, к порке плетьми, если его поймают стражники, но не ожидал странного поведения одетого в богатые шелковые одежды молодого царевича. Был ли в этом какой-либо подвох? Да ни один знатный юноша так не поступит! Лев не станет жевать траву. Экалавья даже спросил тетю, не могут ли манго быть отравленными. Ему было страшно держать в руках плоды, так легко отданные ему царевичем, но его изголодавшиеся двоюродные братья вырвали плоды у него из рук. В борьбе за сочные плоды манго он позабыл о своих опасениях. Вмешалась тетя и выбрала своим детям самые лучшие фрукты, Экалавье пришлось довольствоваться лишь одним, не самым зрелым, манго. Такое случалось и прежде при разделе еды, но все еще причиняло ему боль. Впрочем, плакать из-за этого Экалавья не собирался. Ему десять лет, он почти мужчина! Мужчины же не льют слезы по таким пустякам.
Сколько Экалавья себя помнил, он скитался по всей Бхарате вместе с тетей и ее пятью детьми. Такие люди встречаются повсюду и ни у кого не вызывают удивления. Мать свою Экалавья не помнил, про отца знал только из неправдоподобных рассказов тетки. Она говорила, что мать умерла при родах, а поглощенный горем отец неведомо куда исчез. Тетя иногда намекала, что отец был то ли сыном царя, правящего где-то на востоке, то ли самим царем, и он мог бы спасти их от нищеты. Хотя, чаще всего она проклинала его за то, что он бросил своего сына, а Экалавью при каждом удобном случае называла круглым сиротой.
У нишадца мелькали смутные детские воспоминания о человеке, носившем его на плечах. Кажется, это был его дядя, брат отца. Он остался лежать где-то в джунглях центральной Бхараты. Селяне поймали его на краже яиц и забили до смерти.