Бруклинские глупости

Аврора была не в том состоянии, чтобы сразу отправиться в Нью-Йорк, поэтому я предложил переночевать в гостинице и попробовать сбить температуру, но она в ответ покачала головой и настояла на том, чтобы улететь ближайшим рейсом.

– Дэвида не стоит недооценивать, – сказала она. – Если мы задержимся, он нас найдет. Накачай меня обезболивающим, и я оклемаюсь.

Я купил лекарство, закутал ее в свое пальто, включил печку, и мы поехали в аэропорт. Прилетел я в Гринсборо, но так как именно там в первую очередь нас будет искать Майнор, Рори предложила вылететь из Рейли-Дурхема. До аэропорта было около сотни миль, и все два часа в дороге она проспала. После четырех таблеток и крепкого сна она проснулась, чувствуя себя гораздо лучше. Все еще слабая и бледненькая, но температура явно спала, и после еще одной дозы лекарства и двух стаканов апельсинового сока у нее развязался язык, и ближайшие несколько часов, от посадки в самолет до выхода из такси вечером в Бруклине, мы проговорили.

– Я сама виновата, – начала Аврора. – Я давно поняла, к чему все идет, но мне не хватило силы постоять за себя, я боялась дать отпор. Так всегда бывает, когда считаешь другого человека лучше себя. Перестаешь самостоятельно думать, и вдруг оказывается, что твоя жизнь тебе уже не принадлежит. Даже если ты этого пока не понимаешь, ты, считай, уже в глубокой заднице…

Первой моей ошибкой было отвернуться от Тома. Когда я вышла из реабилитационного центра, мы втроем, я, Люси и Дэвид, переехали из Калифорнии к его матери в Филадельфию на полгода, и поначалу все было хорошо, лучше не бывает. Я была в него по уши влюблена, такого ласкового обращения я прежде не знала. Я жила с ощущением, что этот умный и цельный человек понимает меня, как никто другой, и всегда готов защитить. После всего, что мы оба пережили, после всех взлетов и падений мы, наконец, встали на ноги, и наш предстоящий брак должен был придать каждому еще бо́льшую устойчивость…

Моя поездка в Нью-Йорк меня огорчила. Том сильно растолстел, бросил колледж и сделался таксистом. Со мной он разговаривал не без раздражения, особенно поначалу. По-своему его можно было понять. Я долго не подавала о себе никаких известий, было на что обижаться. Его родная сестра пропадает где-то в Калифорнии, где медленно, но верно гробит свое здоровье, и даже не удосужится снять трубку и поговорить с ним пять минут. Я пыталась ему что-то объяснить, но безуспешно. И все-таки он мой старший брат, я выхожу замуж, и мне хотелось, чтобы он подвел меня к алтарю и вручил жениху, сделал то, что ты когда-то сделал для моей мамы, когда она выходила замуж. Он с радостью согласился, и я сразу почувствовала себя счастливой, мы как будто вернулись в благословенные старые времена. Я снова обрела брата. Впереди свадьба. Моя крошка Люси будет жить со своей непутевой матерью, которая наконец-то повзрослела. Что еще надо? У меня, дядя Нат, было всё, о чем можно только мечтать.

Но когда я вернулась автобусом в Филадельфию и рассказала Дэвиду о моих планах, он их на корню отверг. Он тоже думал о предстоящей свадьбе, пока я была в Нью-Йорке, и решил, что мой брат оказывает на меня дурное влияние. Если я собираюсь выйти замуж, я должна порвать со своим прошлым. Не только с друзьями – со всей родней. То есть как порвать, изумилась я. Мы с братом так близки… Но Дэвид слышать ничего не хотел! Мы начинаем новую жизнь, сказал он, и, если я не откажусь от всего, что меня разлагало, рано или поздно я снова сорвусь в пропасть. Я должна сделать свой выбор. Всё или ничего. Вера или бунт. Жизнь с Богом или безбожное существование. Брак или одиночество. Муж или брат. Светлое будущее или возврат в жалкое прошлое…

Конечно, следовало топнуть ногой, пресечь этот бред в зародыше. Если Тому нет места на нашей свадьбе, значит, не будет никакой свадьбы. Точка. Но я промолчала, не бросила ему вызов, последнее слово осталось за ним, и это было началом конца. Нельзя сдаваться, даже если ты веришь человеку, как себе, даже если ты считаешь, что ему виднее. Моя роковая ошибка. Это был не просто страх потерять Дэвида. Страшнее мысль – а вдруг он прав? Чем я отплатила Тому за его любовь? Ничем, кроме неприятностей и сердечной боли. Так, может, оставить его в покое, не докучать ему своей персоной…

Скажу сразу, Дэвид меня ни разу не ударил. Ни меня, ни Люси. Он не сторонник насилия. Его конек – хорошо подвешенный язык. Слова, слова, слова. Он истощает тебя своими аргументами, говорит ласково и разумно, четко формулируя каждую мысль, втягивает тебя, как воронка. Что-то вроде гипноза. Так, кстати, он спас меня от наркозависимости в реабилитационном центре Беркли. Он участливо глядит тебе в глаза, и голос его звучит мягко, размеренно. Попробуй устоять. Он проникает в твой мозг, и ты начинаешь думать: разве он может ошибаться…