Брусничное солнце

— Помни, что теперь ты мне должен, а значит и вреда причинить не сможешь. В ту же секунду, как не сдержишься и высвободишь гнев, ты упадешь к моим ногам замертво. Клятва за клятву. Я сдержу свое слово и ничего не дрогнет.

Она плавно опустилась за высокий круглый стол, тонкие руки взлетели над бархатным свертком, ловко разворачивая. Перед ведьмой на столе развернулась карта Российской Империи. Губерния за губернией, идеально четко вычерченные незнакомыми бурыми чернилами на обработанной телячьей коже.

Ведьма низко наклонилась, шумно принюхалась. Взгляд мгновенно нашел Костромскую губернию.

Он попытался объяснить, рассказать обо всем, что от нее требуется, но стоило Самуилу открыть рот, вверх взлетела тонкая рука, одергивая.

— Без твоего участия справлюсь. Ты мешаешь.

От дерзкого жеста он дернулся, как от пощечины. Сжимая челюсти, вновь попытался встать. Не для того, чтобы наказать или одернуть, нет — условия их договора выжгли ровные грязно-серые полосы в памяти. Казалось, язык разбухал во рту, стоило лишь помыслить об ответном оскорблении. Брусилов просто желал видеть каждый миг поисков собственными глазами.

Лада даже взгляда не подняла, потянулась на ощупь к потрепанному холщовому мешочку. Неприметному и дешевому, в такие свои жалкие медяки прятали крепостные, мечтая о свободе. И в тусклом свете сиротливо горящей свечи он увидел белоснежные тонкие кости.

Полилось по воздуху напевом заклинание, голос ведьмы стал гулким, низким и грубым. Словно ее губами заговорил кто-то другой. Не вязался этот бас с мелкой хрупкой женщиной. Напев набирал силу, свеча вместе с бронзовым подсвечником взмыла в воздух, вспыхнул ярким столбом пламени, затрещал фитиль, полился на разложенную по столу карту ручьями горячий воск.

И когда песнь ее оборвалась, Лада бросила кости. Наотмашь, дико и зло, как швыряют откуп проклятому бесу. Они разлетелись по столу, отскакивая от телячьей кожи россыпью усеяли комнату. Чтобы ожить. Приподняться и скользнуть на карту, свиваясь меж собой, перекладываясь, замирая. По ним пульсирующими жилами скользили светящиеся алые нити, густо размеренно мерцали, будто копировали чужое сердцебиение. Восторженно, безумно захохотала девушка.

— На болотах она, нахалка какая, ворожить пытается. Ничего, мы потянем, поползет на коленях, как миленькая.

А Самуилу захотелось закричать, вскочить с места, потушить этот дикий жадный огонь, сбросить алую пелену с прозрачных голубых глаз. Он снова почувствовал себя сокрушенным и униженным, из горла выжался лишь хрип, пока Брусилова вжимало порывами чужой силы в кресло.

— Не навреди…

Лада мелком взглянула на него, а затем презрительно сморщилась, вновь впиваясь взглядом в карту. Скрюченные пальцы царапнули по коже, словно пытаясь стереть само болото.

— Колдушка… Ничего, красавец, я ее нежненько…

Сила, пожирающая его разум и волю, ослабла, переметнулась, подняла кости в воздух, закружила стремительным вихрем вокруг стола. Вокруг Лады. А она замерла, запрокинув голову, широко раскрытые глаза закатились, оставляя пугающие бельма, рот приоткрылся. Обе руки уперлись в участок, на котором раскинулись топи, закрыли собой жалкий клочок опасной земли.

Увидит, она не может упустить. Самуил подался вперед, пальцы хищно вцепились в подлокотники, взгляд вгрызался в хрупкую фигуру, едва заметную за безумным вихрем.

И здесь что-то пошло не так.

На несколько невероятно долгих секунд резко застыли в воздухе кости. А затем ринулись к ней. Засыпая горой, ударяя в лицо, метя в глаза. Тонкое надломленное ребрышко вбилось в руку, пригвоздив к столу. Лада заверещала. Громко, так пронзительно, что на мгновение Брусилову показалось, что он лишится слуха.

Майор метнулся к ведьме, хрустя кошачьими позвонками, попадающими под подошвы сапог. Резким рывком выдрал ребро из прибитой ладони, хлынула кровь, брызнули в разные стороны крупные капли — кость удачно пробила крупную голубоватую венку.

Ведьма тут же отпрянула от стола, споткнулась, едва не падая на пол. Расширенные от ужаса и злости зрачки поглотили небесно-голубую радужку. Нежные губы поднялись, обнажили зубы в дрожащем оскале. Лада зашипела, ее голос пропитала ярость и досада:

— Скрыли ее. Неужели снова болотные ведьмы обосновались в тех краях? Плотная защита, не пробить, не взглянуть. Не сама твоя барыня в болотах своевольничает. Спасают ее, не сдохнет…

Он подался вперед, пальцы жадно вцепились в предплечья Лады, сердце тут же зашлось, запульсировало, качая плавящий огонь по венам вместо крови. Боль едва не лишила его сознания. Брусилов отдернул руки.

— Где она? Точное место укажи, как достать ее с болот? Может матерью выманить?

Пылающий взгляд переметнулся от стола к его лицу, обескровленные губы задрожали еще сильнее, всю ведьму трясло. Будто телом за доли секунд овладел жар.

— Не пойдет она оттуда, ничем не пронять. Мать свою винит, а тебя ненавидит. Кровь мне ее нужна, на худой конец пойдет и волос. Вытяну или тебя проведу, я тебе слово свое дала? Значит исполню. Мне бы обойти вскользь защиты все… Злая ведьма там сидит. Черная, кровью напитая. Сильная.