Брусника

Долго он так сидел возле ее ног, положив свою светловолосую голову девушке на колени. А она не знала, что сказать и плакала, вытирая платком слезы. Гладила его непослушные вихры, думая о том, сколько всего они могли бы пережить вместе, но не переживут.

А потом он встал — такой юный, но такой мужественный — посмотрел на нее и поцеловал в губы. Это был долгий, сладкий и трепетный поцелуй. Руки его неумело, но настойчиво стали ласкать юные округлости Надиного тела, а она в эту минуту была, словно воск — мягкая, податливая, теплая. Надя любила его, она готова была отдать ему все, даже самое сокровенное.

Все случилось между ними здесь, в бабушкиной избушке, на узкой пружинистой кровати. Они путались в своей одежде, а когда, все-таки, освободились от нее, то несколько минут с восторгом смотрели друг на друга без стеснения, без страха. Надя хотела запомнить все, каждую родинку на теле любимого. Казалось, сам воздух в избушке был накален до предела от переполняющих их чувств. Все было сумбурно, страстно и до боли печально. Надя, словно в тумане, не до конца понимала, что происходит. Ей было нестерпимо больно, но она с восторгом осознавала, что они этой ночью превратились в единое целое, стали частью друг друга.

После, она лежала возле него, гладя кончиками пальцев лицо, шею, грудь Тимофея и говорила, что только один раз испытывала такой страх и спокойствие одновременно — когда потерялась и нос к носу столкнулась с огромным волком в Симоновской лесу. Он привез ее на спине к Желтому водопаду. Тимофей посмеялся над ней, как всегда:

— Ты самая большая сказочница в мире. Ты и сама сказка, Надя. Я с самого детства в тебя верю.

После этих слов Надю внезапно охватил такой жуткий страх, что ее затрясло крупной дрожью:

— А я не верю в сказки. Если ты уедешь, обязательно случится что-то плохое, я это чувствую. Пожалуйста, придумай что-нибудь и не уезжай, Тим. Пожалуйста. Пожалуйста… — она вцепилась в его руку, из глаз покатились слезы. Столько отчаяния было в ее взгляде, что Тимофею стало ее жаль.

— Ну что ты, моя маленькая девочка! Все будет хорошо, — он целовал Надины руки, мокрые глаза, щеки, волосы. Потом закутал дрожащую девушку в одеяло, посадил к себе на колени и укачивал долго, пока она, судорожно всхлипывая, не успокоилась.

Тяжело было на сердце у Нади. Это была не разлука, а маленькая смерть. Тимофей ушел ночью, пообещав ей, что это начало. Ему нужно только закончить учебу и найти работу. Тогда он сразу заберет ее к себе. Перед ним внезапно открылись новые светлые горизонты, о которых говорила ему мать. Он уходил из маленькой избушки победителем, зная, что теперь, после всего, что случилось, Надя, действительно, будет ждать его, несмотря ни на что.

Надя, завернувшись в одеяло, стояла в темноте на маленьком крылечке и провожала взглядом удаляющуюся фигуру любимого. Последний нежный поцелуй еще хранил свое тепло на губах. Ей искренне хотелось проникнуться верой в счастливое светлое будущее. Глубинным женским чутьем она тоже понимала, что это начало. Но начало чего?

Ночь была ясная, тихая, звезд на небе было не перечесть. Прямо над Надиной избушкой висела полная луна. Надя повернулась в сторону леса — темной, пугающей стеной он стоял перед ней сейчас. И совсем близко она услышала протяжный, наполненный тоской, вой волка. Подобрав одеяло, Надя зашла в избушку и закрыла двери на засов. Упав на кровать, она завыла в тон волку.

Глава 12

На следующий день после отъезда Тимофея Надя постирала простынь хозяйственным мылом, чтобы замести следы прошедшей ночи. Она понимала, что после того, что произошло, она повзрослела и теперь должна смотреть на мир глазами женщины, а не ребенка.

Нестерпимая тоска в ее сердце перемешалась с огромной нежностью и ответственностью. Близость с Тимофеем, казалось бы, должна навсегда соединить их жизни, но вместо этого Надя осталась одна со своей горькой любовью. Она задумчиво посмотрела на бледно-розовые колокольчики брусники. Они завяли, листья и цветы поникли. Надя взглянула на себя в маленькое зеркало над столом: она тоже поникла, словно эти нежные цветы. Ее точно так же сорвали и оставили медленно погибать от одиночества.

Летние дни тянулись долго и были похожи друг на друга. Снова и снова Надя прокручивала в уме ночь прощания. Снова и снова ее сердце сжималось от тоски.

Днем Надя пасла стадо овец, за что получала немного денег. А по вечерам ее одолевала такая страшная усталость, что она ложилась спать, когда было еще совсем светло.

Вскоре она стала замечать, что ее по утрам мутит от еды. А запах привычного кофе вызывает отвращение. Когда пошла четвертая неделя задержки, а месячные так и не начались, Надя поняла, что что-то не так, и, вероятно, она ждет ребенка от Тимофея.