Брысь или приключения одного М.Н.С.

Не помогло! Ярко-красные губы брезгливо скривились и приоткрылись с явным намерением произнести обвинительный приговор. Может быть, даже смертный. Пришлось пустить в ход все обаяние и талант: я поднялся на задние лапки и закружился на месте. Жаль, не было возможности блеснуть знаниями по химии и экономике!

Впрочем, после моего выступления выяснилось, что я и так перестарался.

– Шепелявому отдай! Пусть на базар с собой берет, когда его шантрапа работает, – внимание отвлекать!

Голос у дамочки был низкий и хриплый, а интонации командирские, так что ослушаться ее никто не посмел, и, в отличие от меня, бандиты догадались, о чем речь.

На следующий день и я сообразил…

Жил-был на свете добропорядочный белый крысюк Пафнутий Владимирович Менделеев, младший научный сотрудник серьезной экспериментальной лаборатории, да весь вышел! А вместо него появился (хотя и не по своей воле!) пособник воров-карманников по кличке Хлыст (наверное, все из-за той длинной и лишенной шерсти детали моей неординарной внешности!).

Одно хорошо – кормили сытно! А в остальном… Потекли беспросветные противозаконные будни: рано утром Шепелявый (парень без двух передних зубов, отчего он и впрямь смешно разговаривал) отвозил меня на рынок – шумное место, где горланили продавцы и толклись покупатели самого разнообразного товара: от портняжного наперстка до рояля.

Ну, продавцов я еще мог понять: зачем в доме рояль, когда есть нечего?! А вот причину, по которой он понадобился покупателям, постичь не сумел. Красивый, конечно, спору нет: огромный черный полированный, с золотыми канделябрами. Но ведь Люди не грызуны, чтобы в голодное время музыкальными инструментами питаться?!

Не хочу показаться нескромным, но мои выступления пользовались популярностью как у тех, кто торговал, так и у тех, кто собирался тратить деньги. Ради последних я освоил даже хождение по тонкой перекладине и еще пару акробатических трюков – только бы привлечь их внимание и втолковать, чтобы лучше следили за карманами и сумками! Но где там! Голосок-то у меня тонкий! Кричи не кричи – осторожно, мол, будьте бдительны, а они пальцами в клетку тычут и (простите, лошадки!) ржут… Потом хвать – а покупательская способность уже переместилась в карманы какого-нибудь беспризорника (шантрапы, как обозвала их «краля»), и даже след ее простыл!

Дней так через несколько попробовал я сменить тактику: вместо того чтобы «на сцене» блистать, забивался в угол и сидел насупившись. Однако получилось только хуже – вместе с изменением «репертуара» поменялась и публика. Теперь на меня приходили поглазеть жалостливые бабульки и барышни. И пока они вздыхали и охали, какой я несчастный и, наверное, больной, мои «подельники» опустошали их кошельки и ридикюли!

Совсем я отчаялся! Даже подумывал, не объявить ли голодовку в знак неодобрения противоправных действий? Но рассудил, что обездвиженный слабостью (чуть было не сказал – обезжиренный) привлеку еще больше сочувствия порядочных Людей, и тогда плакали их сбережения и покупки!

Оставалось надеяться, что перемены в жизни сами как-нибудь наступят. Раньше ведь они меня не спрашивали! Наступали, когда им вздумается! И вот такой день (точнее, вечер) пришел…

Глава двадцать пятая, в которой Пафнутий воспользовался умениями

Из кучи народа, которая то появлялась, то исчезала, лишь я один был в этой таинственной квартире величиной постоянной (ну, за исключением часов «работы»). Тесная тюрьма (именно так я решил именовать клетку, чтобы хоть немного искупить вину перед жертвами моего несравненного обаяния) закрывалась снаружи на крючок. И только бестолковые бандиты могли рассчитывать, что сие незамысловатое сооружение удержит внутри «тварь с интеллектом»! Конечно же, я давным-давно научился пользоваться простеньким запором и гулял ночами по «пещере Алладина».

Я сумел бы даже убежать: приготовиться к старту, когда в замочной скважине поворачивался ключ (точнее, скважинах, потому что замков было несколько), и выскользнуть, когда дверь открывалась. Тем более что времени на маневр оставалось бы в избытке, так как обычно в квартиру заносили какое-нибудь добро (чужое, разумеется) и это длилось пару секунд, а то и минут (зависело от размеров предмета мебели или искусства).

Останавливало меня полное незнание города и мороз, который врывался в прихожую и напоминал о не подходящем для побега сезоне. Оставалось ждать либо потепления, либо следующего поворота моей зигзагообразной судьбы. Как я уже сказал ранее, произошло последнее…

«Тюремщики» часто обсуждали разбойные планы, не стесняясь посторонних ушей, то есть моих, круглых и мягких (возможно, они воспринимали меня как члена шайки, а потому и не таились). Я к этим разговорам привык и не особенно прислушивался, но в тот раз встрепенулся, уловив знакомое название. Впрочем, приведу беседу целиком с переводом на нормальный язык (за прошедший период научился более-менее понимать чудные слова и выражения, которыми пестрела бандитская речь).