Бубба и Космические Кровососы

- Любишь киношки, да? – говорит Полковник. – Самому мне на них наплевать, если это не мультики. Люблю поющих мышек и танцующих бегемотиков.

- Ты давай по делу, - говорит Элвис.

- Джонни, - зовет Полковник, - подь сюда.

Я без энтузиазма поднялся и подошел. Полковник залез в пиджак, достал темные очки и надел; дешевая херня в зеленой оправе. Залез назад и достал еще двое очков, дал мне.

- Одни тебе, вторые Элвису. Надевайте перед тем, как посмотреть.

- Очки, - говорит Элвис. – Что за хуйня?

- Давай-давай.

Я подал очки Элвису, надел сам, включил проектор, вырубил свет, уселся на крышку камеры сенсорной депривации.

Все мы сидели. Шторы задернуты. Свет выключен. Проектор заикнулся и защелкал, как поезд по ржавым рельсам. Экран загорелся. Возникли цвет, движение, завелся саундтрек, как сердце, которое запустили дефибриллятором.

Мелькнули титры, и на якобы Бурбон-стрит перед баром заплясала компания роскошных дамочек в узких черных трико с сиськами, размером с шарики на день Благодарения.

Очевидно, это были декорации. Улица сотрясалась от их движений. Сзади на трико были пришиты кошачьи хвосты, и я вам так скажу: эти хвосты жили своей жизнью, сплетались, как спаривающиеся змеи.

У всех женщин были длинные волосы и ободки с кошачьими ушками. Они, хоть и горячие, как стейк на гриле, плясали, как хромые слоны в галошах, под мелодию, которую любой школьник с чувством ритма даже на казу сыграл бы лучше. Женщина впереди, которая была лавной героиней, если бы мы смотрели весь фильм, танцевала еще хуже остальных. Моя бабка на костылях с одной ногой в ведре с цементом и то их всех переплясала бы.

- Снимали в Новом Орлеане, при этом в основном в павильоне. Охренеть, да? Помню эту глянцевую хрень лучше, чем надеялся. На ее фоне «Пикник у моря» кажется «Лоуренсом Аравийским». Спасибо, Полковник, что всегда заботишься о себе и своем банковском счете и пихаешь меня в любую говняцкую халтуру, что предложат продюсеры. Вырубай. Хватит с меня вечера воспоминаний… и на хрена нужны были очки?

- Не трогай их и смотри дальше, - отвечает Полковник.

Элвис перевел глаза на экран, и как раз в этот момент на сцену вышел его персонаж, скалясь, как чеширский кот, весь в черном. По глазам было видно, что он упорот по самое не балуй.

Он заскочил в кадр, танцуя под эту какофонию, будто в ней был ритм, вращая бедрами, вихляя ногами – все классические движения Элвиса. Он был как какой-то южный сельский белый бог кукурузной каши и перепихона на заднем сиденье в драйв-инне.

Он запел “I Want To Be Your Hot Cat Baby” – отвратительная песня, хотя из его уст даже «Row, Row, Row Your Boat» покажется оперой - ну, обычно.

Смотреть этот отрывок было как смотреть на умирающее животное. Когда я сам был на площадке, главная героиня, Дженни Джо Чемп, первостатейная наркоманка, даже обоссалась во время любовной сцены с Элвисом. Наверное, это и стало для Элвиса последней каплей – буквально.

- А ты тогда был ничего, - говорит Полковник. – В хорошей форме. Черноволосый. А теперь на себя посмотри – седеешь, морщины у глаз. Черт, Элвис, покрась волосы.

- Я все равно никогда не был черноволосый, - говорит Элвис. – Ты пришел меня оскорблять из-за возраста?

- А, вот начинается, - говорит Полковник и показывает на экран.

Через очки я увидел какое-то движение, как будто голубые пылинки. Они кружились с пола, поднимались, потом раздувались. Сперва я подумал, что это пленка испортилась, тлеет у нас на глазах, загоревшись. Но мы видели не дым.

Туманные щупальца приняли форму. Они напоминали что-то вроде людей, только вырезанных из мясистых синих теней. Они отскакивали друг от друга, кружились, опадали и снова поднимались.

Я снял очки. Без них на экране было видно только Элвиса и куриный парад. Снова надел. Силуэты вернулись. Я бросил взгляд на Элвиса. Он придвинулся, как будто это поможет понять, что он видит.

У силуэтов были огромные рты, полные зубов, и зубы казались длинными и острыми, как ножи дамасской стали. Они плыли вокруг трясущегося Элвиса и танцующих дамочек, а затем одна тень, толстая и злая, бросилась на камеру, разинув рот размером с канализационный люк, и все шире и шире, словно вход в Карлсбадские пещеры.

Она как будто отскочила от камеры, хотя та даже не пошевелилась. Призрачные руки пытались схватить Элвиса, но только проходили сквозь. Танцовщицы – это я их так назвал любя, - оставались невредимыми, двигались и пели свой дурацкий шлягер.

Затем склейка – и экран потемнел.

- Почему мы смотрим это сейчас? – спрашивает Элвис. – Это же было давным-давно.

- Кое-что началось, - отвечает Полковник. – Мы думаем, что это, включая фильм, связано.

Когда Полковник ушел, мы пересмотрели фильм, потом выключили и сидели в темноте, все еще в темных очках.

- Ты представляешь, какую хуйню я пел? – говорит Элвис. – Я тебе кое в чем признаюсь, Джонни, но это не для ушей придурков из соседней комнаты. Только между нами, понял?

- Понял, - отвечаю, - буду нем как рыба и все такое.

- Полковник – этот жирный засранец – запер мою маму в лимбо.

- Ты уже говорил, - отвечаю я.