Буча. Синдром Корсакова

Сашка держит половину голени. Трет. Трет и стонет тихо, меня совсем не стесняется. Ему больно — погода меняется, падает давление, дожди пошли — ноет культя. Старики знают. Сашка тоже знает. Он берет баночку с вонючей мазью и втирает жирную жижу в культю. Полмышцы голени почти атрофирована, обрубок кости упирается в кожу. Врач, что делал Сашке операцию, плохо сформировал культю. Надо как: кожа обрезается, отворачивается лепестками в разные стороны, мясо наращивается на срез кости, чтобы потом затвердело мясо и стало мозолем — пяткой. Я пообещал Сашке, что на деньги нашей «Независимой» компании ему сделают операцию в лучшей больнице Москвы. И не соврал. Компания была богатой. И доброй. Нашли деньги, подписали договор с лучшей клиникой. Ждали, когда освободится койко-место.

На блестящую от мази культю Сашка натягивает старую колготину.

«Мамина. Она шила», — говорил Сашка.

Он не отдал колготину, когда выбрасывали дранье. Колготина была от детских хэбэшных колготок, или от таких, что носят старушки. Колготина была обрезанная, растрепанная и с дырами. Моя мама постирала, попробовала починить, но дыры не зашивались. Сашка уперся — не отдам! Оставили.

На колготину Сашка надевал протез. Протез был оранжевым, как тело говорящей куклы Насти, любимой куклы моей дочери.

«Завтра еду в Астрахань», — говорю я. «Зачем?» — спрашивает Сашка. «Искать твоего двоюродного дядьку», — говорю я. «Я завтра в кино пойду?» — спрашивает Сашка. «На тебе три тысячи рублей», — говорю и отдаю Сашке три тысячи.

Он взял. На нем были чистенькие джинсы, новенькая рубашка и курточка из модного подмосковного магазина. Он на тысячу рублей мог сожрать мороженого и не кашлянуть.

Вот такой был этот Сашка.