Буча. Синдром Корсакова

Моя работа шла своим чередом: зарплату я стал получать на кредитную карту, очень гордился имиджем «обеспеченного». Снова съездил в Чечню. Получил боевые премиальные, посчитал, сколько у меня денег — была круглая сумма. Я тратил, тратил и тратил — купил гитару и компьютер.

Сашка жил у моих.

Командировки доставляли мне удовольствие: я снимал много и хорошо — все репортажи шли на вечерний эфир. Я делал стремительную карьеру. Мне теперь кажется, что родители думали, будто Сашка часть моей карьеры и что они должны еще немного потерпеть, пока я не стану очень знаменит, пока я не стану «звездой». Папа думал, когда же я стану мужчиной. Мама так не думала, она сильно любила меня, и все мне прощала.

Вылетая из Астрахани, в аэропорту я звонил отцу и жаловался, что тетка — не тетка, а дядя — просто пыль. Перед самолетом и после разговора с отцом я выпил двести пятьдесят коньяку. Пестиков напился пива. Мне казалось, что отец был во мне разочарован. Я выпил еще коньяку. О чем думал все это время Сашка? О том, что счастье — это когда кино, светофор и мороженое; что счастье это — старик пудель, моя дочь, мягкие простыни и кукла Настя. Я в самолете всегда трезвею перед посадкой, особенно если летим в рассвет.

Когда отбирают счастье — грустно.

Пришло время, и Сашка должен был ехать в дорогую клинику. Моя мама укладывала вещи в сумку: стопкой выглаженные трусики и майки — все новенькое из модного подмосковного магазина; рубашки с перламутровыми пуговицами. Брюки, носки, зубная щетка, две зубные пасты. В отдельном пакетике ушные палочки и бумажные салфетки на всякий случай. Дезодорант. Одноразовые бритвенные станки. Махровые полотенца и розовые полотенца для лица. Две пары новых теплых колготок, какие носят дети или старушки. Дочь протянула куклу Настю: «Пусть с ним спит в дорогой клинике», — сказала моя дочь. Мама не хотела класть в сумку Настю. Дочь заплакала. Сашка не видел, как плакала моя дочь, — он курил на лестничной площадке. Ему разрешали курить, он был уже взрослый, совершеннолетний.

Пришла служебная «четверка», водитель позвонил в дверь. Сашка сразу вскочил со своего дивана: он испуганно смотрел на мою маму и мою дочь: он хотел расплакаться, но не знал, как это сделать. Он засмеялся, стал хватать мою дочь за руки и трясти, как бы говоря: спасибо, спасибо, спасибо! Но вслух он не говорил, а только скалился некрасивым ртом, клацал кривыми желтыми зубами.

Я даже подумал, что он замерз. Но было тепло.

Мы вышли на улицу. Было начало лета.