Буча. Синдром Корсакова

Она бросилась к нему на шею; он почувствовал ее тело под тонкой сорочкой; она царапала щеки о его щетину. Всхлипывала, задыхалась. Крикнула что-то, потащила его в комнату; бросилась на кухню, вытащила ему на блюде какую-то еду, чуть не уронила поднос. Он наконец притянул ее к себе и крепко поцеловал, она вырвалась и закружилась на месте.

— Ах, здравствуй, дорогой, я так ждала тебя. Ах, курица! — И она кинулась к плите.

Вязенкин бросил сумку на ковролин в зале; открыл краны в ванной комнате, скинул с себя пропахшую дорогой и командировочным неуютом одежду и полез в ванну, не дождавшись, пока наберется вода. Он лежал, смотрел на голубой кафель, розовые занавески, — закрыл глаза и слушал, как с шумом льется вода.

О чем он думал?

Он думал о земле: о том, что она вертится так, будто ее кто-то заставляет вертеться, а вместе с землей вертятся все люди. Одни люди вертятся как умные: они получают хорошее образование, после этого находят работу, добиваются успеха и ездят на дорогих авто; они не идут на войну, а если идут, то они там бывают очень осторожны, а когда возвращаются, ставят себе галочку, что они были на войне. После они садятся в дорогие авто и везут своих детей получать хорошее образование. Когда они добиваются значительного успеха, некоторые из них становятся меценатами, а другие филантропами, но филантропами становятся только очень богатые, значительно богатые люди. Другие люди, их больше, если идут на войну, погибают. Есть еще такие люди — они, люди, живут детство, живут юность, живут до тридцати лет и не знают, почему все так происходит. Вот, к примеру, он, Вязенкин. Он сейчас помоется, вылезет из ванны, покушает плотно, после этого они с женой станут любить друг друга.

Вязенкину стало жарко в горячей ванне.

Он нырнул с открытыми глазами, зажал пальцами нос, — и так лежал, смотрел из-под воды. Над ним нависло что-то темное. Силуэт. Жена. Он не хотел вылезать, а хотел с ней поиграть — затащить ее в ванну и расплескать воды. Наконец-то он дома. И он вынырнул. И сразу в лицо ему крик отчаянный, бешеный.

— Это ты мне оттуда привез?! — кричала жена. — А еще врал мне, что у вас там баб нет! Война!.. Скотина! Скотина! Скотина! Убирайся. Пошел вон! Во-он!

Она кинула в него тазиком, кинула ему вещи, которые успела вынуть из его сумки и приготовила для стирки. Вязенкин копошился в грязном белье.

— Ты с ума сошла! Ты сошла с ума! Что такое, успокойся, объясни.

Вязенкин стоял, боясь шелохнуться, прикрывая руками низ живота. В ванне плавали его грязные носки, майки рубашки. Жена сунула ему под нос темную бесформенную тряпку.

— Это оттуда?!

Она дрожала от ненависти и ждала ответа.

Это были черные женские колготки тонкого велюра — те самые, изорванные его руками, стянутые с ног рыжей Алены. «Ай-яй-яй, — подумал Вязенкин. — Как же я так!.. Надо заказать такси».

— Можешь заказывать такси и убираться! Курицу я выбросила в мусорное ведро!

В этом была вся его жена. Она могла бы и убить его сначала, будь у нее под рукой к примеру пистолет. Но потом бы она стала разбираться — что же, в сущности, произошло страшного? За то, что она всегда докапывалась до истины, Вязенкин ее и любил.

— Дорогая, это Пест пошутил. Ты же знаешь, он, когда напьется, любит дурацкие шутки.

— Убирайся.

— Я могу одеться?

— Пошел вон.

«Какого черта я не разобрал шмотки сам? — думал Вязенкин, утрамбовывая в сумку мокрые вещи. — Какого черта эти колготки оказались в моей сумке? Неужели рыжая подбросила! Но зачем? Боже мой, так всю жизнь. Из-за какой-то ерунды».

Бывают же и такие люди, которые вертятся в обратную сторону. Всегда в обратную. Если земля поменяет вдруг направление, и часовая стрелка помчится с права на лево, они и тогда станут в обратную.

Он вывалился на лестничную площадку. По шее текла струйка; он провел по волосам, волосы были еще мокрые. И вдруг он подумал, вспомнил слова Огненной: «Ты приедешь ко мне?» Она специально подбросила колготки ему в сумку, чтобы его выгнали из дома, и он приехал бы к ней! Женщины так изобретательны. Но он никак не мог вспомнить, когда она подбросила колготки ему в сумку: он не выходил из комнаты, и Огненная все время была на виду. Нет — не она. А может, это он сам случайно, когда в порыве страсти рвал велюр с ее ног, отбросил их, и они попали как раз на сумку? Он же кинул сумку открытой посредине комнаты. Вот болван! А потом, когда укладывал сумку, не заметил их. Все ясно. Из-за такой ерунды!

Он вышел на дорогу и стал голосовать. Остановилась желтая «Волга», ушлый таксист запросил в два раза больше, чем стоило с юго-востока доехать до Ботанической. Но Вязенкин не стал торговаться, швырнул треклятую сумку на заднее сиденье. Они ехали долго, «собрали» все красные светофоры; водитель болтал о проститутках, которых он возит по ночам — для хорошего клиента можно со скидкой.

— Я плохой клиент, — произнес Вязенкин.

Они почти доехали. У остановки «Ботанический сад» в такси въехал троллейбус. Удар был не сильный, но таксист кричал так на водителя троллейбуса, будто тот протаранил его желтую «Волгу» насквозь.