Буча. Синдром Корсакова

Вязенкин поднес телефонную трубку к уху и услышал знакомый голос:

— Здравствуйте, милый Гриша. Я все знаю. Вы сняли? Вы молодец! Готовьтесь к прямому включению.

…И все-таки они были силой — их «Независимая» телекомпания и они с Пестиковым. Пусть винтики — пусть оба не бриты и пахнет от них дурно — но сила — четвертая власть! На них равнялись — как на горниста в пионерском отряде. Вязенкин искренне верил в правду и правое дело. Сила правды, так же как и сила добра, казались Вязенкину непорочными и святыми. И тогда Вязенкину хотелось по-настоящему спасать мир — бороться за правду, хотелось жалеть несчастных: рыдать, и даже отдать всю свою зарплату и премиальные за текущий март какому-нибудь солдату в госпитале, которому оторвало ноги — но так, чтобы никто не знал об этом. А потом идти одному по дороге и долго ничего не есть и не бриться. И уйти далеко в лес, и жить в лесу до самой смерти. И тихо в одиночестве умереть… Потом Вязенкин начинал думать о том, что он решил купить машину, и уже заказал у одного перегонщика «трешку» БМВ из Германии, и даже отдал задаток. Пестиков, вон, просит в долг тысячу долларов: у Пестикова двое сыновей и кредит за квартиру — не хватает Пестикову операторской зарплаты.

«Наверное, все-таки не получится дать Песту взаймы. Нужно что-то придумать, чтобы не обиделся», — думал Вязенкин.

Их не пускали через капэ? Твердиевич запретил снимать митинг? Не проблема для Вязенкина и Пестикова. За периметр можно было попасть задами через Ленинку. Пробравшись сквозь колючую проволоку, помойку с голубями, которых по вечерам от нечего делать расстреливали из духовушки, они оказались на заднем дворе Ленинской комендатуры. Потом запросто вышли через синие ворота на площадь к трупам и митингу. Ленинская разведка в оцеплении лениво щелкала затворами. Макогонов спросил, чего говорят в периметре. Вязенкин пожал плечами — наше дело сторона — мы наблюдатели, сам понимаешь. Понимаю, ответил Макогонов, и ямочку потер на подбородке. Но потом сказал, что стороны-то всего две. А вы на какой? Мы посередке, гордо отвечал Вязенкин. Странный человек Макогонов: жестоким кажется, а ямочка на подбородке говорит о мягкости характера. Обманная такая ямочка…

Отснятую картинку с митинга перегнали по спутнику в Москву на выпуск. Вязенкин, поговорив с главным редактором, милой — очень милой дамой, и уже готовился к прямому включению. Пестиков выставлял камеру — наушники повесил на шею. Ждет. Из вагона инженеров протянули провода для видео и звука.

До выпуска пять минут.

Ленок уже сообщила, что они идут первым номером.

Вязенкину оставалось только встать перед камерой, вставить в ухо устройство обратной связи со студией и взять в руки микрофон. Он не проговаривал текста, — но он задумался: что-то во всей этой истории не так, где-то рвется логика. И Макогонов как-то сранно улыбался в их последнем разговоре возле обгоревших тушек.

— Гри-иня, время же! — завопил Пестиков, когда Вязенкин вынув из уха пимпочку наушника, побежал к вагончику инженеров.

— Надо позвонить. Успеем.

Дозвонившись сразу, Вязенкин услышал ласковый голос на том конце провода:

— Привет, привет, милый Гриша. Готовитесь?

Григорий изложил суть дела, — что надо бы подождать с включением: дело тут темное и до сих пор никто вразумительно не может прокомментировать проблему — откуда взялись эти трупы. Тетки бубнят, что это невинные, а другой информации и нет. И еще ему пообещали, что будут неприятности, если картинка с трупами выйдет в эфир. Он, конечно, не боится. Но, может, лучше обождать хотя бы до следующего выпуска. За пару часов что-нибудь да прояснится. По крайней мере появятся комментарии первых лиц из правительства.

Но голос стал холодным, не милым.

— Это не обсуждается! Мы не участвуем в событиях, но мы наблюдаем. И не наше дело выяснять, что и как. Вам нужно встать перед камерой и рассказать зрителям, что вы видели. Вам понятно?

За окном Пестиков пританцовывает от нетерпения. Ордынцев палец поднял — минута до эфира.

— Я вас понял, да… Извините.

И снова в ответ так мило, почти интимно:

— Пока, пока.

Хотелось шваркнуть трубкой, что есть силы об стенку, как тот майор, уличивший глупую жену в измене. Но Ордынцев трубочку перехватил. Вязенкину подмигивает: потерпи, мол, срастется — остается всего неделя до конца командировки.

Прямое включение — это как случайная незащещенная связь в розовых кружевах, или как операция на мозг без наркоза, или как прыжок с парашютом с малой высоты. Нервы нужны крепкие для такой работы. И привычка.

Екает сердце.

Вязенкин слышит музыку через «обратку», потом диктор объявляет темы выпуска — короткий шпигель. За шпигелем первым номером они — Грозный. Вязенкин уставился в объектив. Ведущий представил его и уже задавал вопрос. Вязенкин расслабился как в боксе перед ударом, помогая себе мимикой и жестам, стал говорить: