Будь Другом, Свет Мой, или Нега Лакшери-Паскудства (БДСМ, или НЛП)

— Вот с историей — гораздо сложнее всего предыдущего, — заверила Анастасия. — Снова нам на помощь придет латынь. — На листе появилось «historia». — Сюда — из греческого. — Под «historia» на листе возникло «ἱστορία». — Что означает «исследование». — Но мы ринемся дальше, вглубь веков, и обнаружим праиндоевропейский корень «wid». Он-то нам и нужен. Его значение: «знать, видеть». Именно о таких историках идет речь. Не о тех, что исследуют прошлое, а о тех, что знают, видят, а потому формируют будущее. Подытожим?

— Подытожим! — радостно согласилась Анна.

— Историки составляют планы. Они знают, что, по их мнению, нужно делать, как выстраивать наш ванильный мир. Подключаются политики — создают и разрушают в соответствии с планом историков. А журналисты обо всем этом рассказывают так, чтобы в разумах рядовых обывателей не возникало вопросов онтологического толка. Триада: знающие, делающие, несущие весть. Знание, дело и слово. Или троица. Или тринити. Или тримурти. Называй, как хочешь.

— Никак не хочу называть, — призналась Анна и с новой силой затосковала по ясному и чистому миру Границы.

— А придется, — посочувствовала Анастасия. — Так что надевай свой темно-синий жакет о двух пуговках, карандаш да блузу. Чулок и неглиже — в соответствии. Бросай в свой мессенджер всю канцелярию, что собрали вчера. И пойдем покорять наш ванильный мир, пресловутую триаду да высокоуважаемого Меня Всеславовича Зота, который над всем этим стоит. Или соседствует — тут до конца разобраться трудно.

Анна вздохнула и принялась за эту работу — быстро и ловко, как учил ее Мастер тридцатью ударами.

Часть 4. Бог

«Сегодняшняя набожность крестьян старше, чем христианство.

Их боги старше любой более высокой религии».

Освальд Шпенглер. «Закат Европы»

«Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо, а люди одно приняли за справедливое, а другое — за несправедливое».

Гераклит.

1. Резиденция

На заднем сидении служебного автомобиля Анна то с любопытством следила за городским ландшафтом за окном, то с некоторым удивлением поглядывала на подругу-спутницу. Анастасия не заняла сидение рядом с водителем, а устроилась возле Анны на заднем. Сосредоточенным взглядом смотрела она поверх водительской головы и заметно волновалась. Именно это волнение и показалось Анне удивительным.

Одно дело она, пограничница, которая должна сегодня примерить на себя не привычные веревки бандажа, не кожу, не латекс игровых костюмов, не наручники или ошейник сабки, а совершенно не привычный костюм эмиссара, роль посланника Границы в этом полузабытом-полузнакомом ванильном мире. Новизна, ответственность, непредсказуемость. Стоило бы распереживаться.

Но Анна, как ни странно, чувствовала тихую, уютную внутреннюю уверенность, в отличие от Анастасии, хотя для нее-то сегодняшний день был рядовым, рабочим. Но всегда раскованная, улыбчивая, разговорчивая деловая дама, как только вышли из дому и заняли места в автомобиле, неожиданно стала молчалива, скупа в движениях, словно была зажата некими внутренними тисками. Анна хотела было спросить, что происходит с ее подругой, но в последний момент передумала. Пусть себе — потом сама все расскажет. Если захочет.

Автомобиль чуть приостановился у медленно растворяющихся ворот, затем продолжил движение, но уже через две-три минуты замер у парадного входа резиденции Меня Всеславовича Зота. Водитель открыл дверцу машины, подал руку в белой перчатке. Анна осмотрелась.

Дом оказался на удивление скромным: два этажа, стены в цвете беж, лестница в десяток ступеней, широкие двустворчатые двери. Несколько больших окон с тенеными стеклами. Никакой лепнины, колоннад, никаких атлантов и кариатид. Никаких грозных статуй-оберегов ошую и одесную парадной лестницы. Никаких крепышей в боевых куртках-разгрузках, в темных косых очках, с автоматами наперевес и витыми проводками связи на бритых висках.

Анна тут же поделилась своими наблюдениями с Анастасией. В ответ помощница лишь пожала плечами:

— Зачем? Он же бог. Кстати, не вздумай так его назвать. Титул не официальный, а скорее сущностный. Сам он в бога единого не верит и считает себя атеистом-неоязычником. Между собой мы зовем его шеф. Шеф об этом знает и одобряет.

Швейцар у дверей также не был предусмотрен, сами двери не желали раскрывать объятия свои — ни чудесным образом, ни при помощи сервомоторов. Анна, взлетевшая по ступеням первой, с видимым усилием сумела сдвинуть-таки с места тяжелую деревянную створу.

Вахтер в вестибюле все же имел место — невзрачный пожилой мужчина в сером форменном пиджаке. Он был почти не заметен за служебным столом. Безразлично попросил расписаться в табельной книге, документов не спросил, хотя Анна чуть ли не с гордостью собиралась предъявить соответствующее удостоверение, полученное еще на Границе.