– Большая. У некоторых такие квартиры, наверное. Там было холодно и пусто. Кровать, шкаф, маленький холодильник, микроволновка… когда я немного подросла, меня научили ею пользоваться.
– Ты не ходила в школу?
– Как другие дети? – Я качаю головой. – Нет. Но ко мне каждый день приходила учительница. Не думаю, что она была настоящей учительницей – просто одна из служащих Донли. Она занималась со мной не больше часа, и точно не была лучиком солнца. Совершенно бесчувственная особа, она даже не смотрела на меня. Ни разу за шесть лет не встретилась со мной взглядом… Когда она уходила, я стояла в центре комнаты с закрытыми глазами. Как и все дети, я была наивной и надеялась, что однажды все изменится. Но надежда день ото дня разрушалась, потому что замок с другой стороны щелкал, подтверждая то, что я и так знала – я заперта внутри, одна… Знаешь, мне было все равно, что она уходила. Мне просто хотелось посмотреть, как выглядит мир за дверью.
– Прекрати.
Мой взгляд устремляется к его затылку. Я не знаю, как реагировать. Но он говорит:
– Извини. Что было дальше?
Моя грудь сжимается, я киваю, хотя он не может этого видеть.
– У меня появилась привычка разговаривать со стенами. Когда я видела тени под дверью, я говорила громче, но никто ко мне не заходил.
– Ты была совсем одна…
– Да, – шепчу я. – Но я особо не переживала по этому поводу. У меня был полный шкаф платьев, телевизор и… – Я замолкаю, желая увидеть его лицо. – Еще у меня был сад.
Его голова поворачивается вправо, но он не смотрит на меня прямо.
– Сад?
– Да, сад. Из комнаты был выход в маленький сад, со всех сторон окруженный глухим забором, точнее стеной, увитой плющом. Я мечтала, что однажды перелезу через эту стену и убегу. Там была калитка, но она всегда была закрытой на замок. Как-то я услышала детские голоса, сказала себе: «К черту все» – и попробовала… Ничего у меня не получилось… Я пыталась каждый день, из года в год, но этот плющ… он был такой колючий. Единственное, что мне удавалось, изредка разговаривать с кем-то из детей через забор. С мальчиком.
Кэптен сглатывает, но ничего не говорит.
– Человек, который убирал мою комнату и приносил мне еду, несколько раз заставал меня копающей ямы во дворе. Он донес Донли, и я была наказана – целую неделю у меня не было уроков, что означало полное отсутствие контактов – уборщик не в счет, он все равно со мной не разговаривал. И в отместку я накопала еще больше ям, – улыбаюсь я в подушку.
Плечи Кэптена вздрагивают от тихого смеха.
– На следующее утро я проснулась от того, что через мою комнату пронесли поддоны с цветами и поставили их во внутреннем дворике. Рядом бросили ручную лопату и пару перчаток. – Я улыбаюсь воспоминанию. – О боже, какой подарок… После этого мое пребывание там стало намного менее отстойным. Сажать цветы – вот тогда-то и началась моя жизнь. Цветы были фиолетовыми.
– Фиолетовыми… – хрипит он.
Он долго молчит, прежде чем сказать:
– Шипы и плющ, фиолетовые цветы… твоя татуировка. И эти шрамы… Они остались с тех пор?
– Да, – говорю я.
– Расскажи еще, – его приказ нежен.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю на гигантскую люстру. Люстра великолепная, конечно, но слишком дорогая… Большой плафон с вкраплениями кристаллов от Сваровски. Похоже на звездное небо, особенно когда смотришь в темноте.
– Представляешь, я не понимала, что такое день рождения. Я не знала, когда он у меня был… Вот так я и жила, а потом появился Меро. Меро Малкари. Его привел Донли, и я никогда не видела его раньше. Он встал передо мной на колени, улыбнулся и сказал: «Счастливого десятого дня рождения, девочка», – как-то так. Он увел меня в тот день, и все, что у меня было, осталось позади. Я была счастлива. Я думала, что этот красивый мужчина с изумрудными глазами спас меня.
Прежде чем продолжить, я долго молчу, заново переживая свои детские ощущения.
– Теперь у меня была комната, где дверь не запиралась, был двор, в котором не было забора, во дворе были качели и… у меня был друг. Да, я так его воспринимала: есть с кем поговорить, а он любил поговорить. – Я хмурюсь. – Сама я могла болтать сколько угодно, а он слушал, задавал вопросы… Мы играли в игры, и он научил меня готовить – кстати, у меня это очень хорошо получается.
Кэп издает легкий смешок, его голова так близко, что мне хочется протянуть руку и запустить пальцы в золотисто-русые кудри. Но сейчас не время.
– Он причинял тебе боль?
Я молчу, глядя на люстру.
– Сейчас-то я понимаю, что он причинял мне боль с самого начала… Я ничего не знала об этом мире… все, что я знала, – это то, что он мне рассказывал.