Будь моей нежностью

— Ася? — моё имя звучит раскатом грома, и я моментально вспоминаю последние события и распахиваю глаза.

Два чёрных агата сведены к переносице, смотрят изучающе и смягчаются.

— Ася, — выдыхает мужчина и берёт мою руку.

Прослеживаю взглядом это движение. Моя рука вся увита трубочками, тянущимися от трёх катетеров.

— Богдан… — Давыдович, конечно, но я замолкаю, прикрывая глаза.

От тихих слов, произнесённых мною, горло раздирает от боли. Я снова открываю глаза и снова предпринимаю попытку заговорить.

— Что случилось, Богдан… — горячий палец ложится мне на губы.

— Помолчи, — говорит с нечитаемым выражением на лице. — Не трать силы, Ася. Ты ещё слишком слаба.

— Почему? — всё-таки произношу, чувствуя движение пальца по губам.

Мужчина лишь прикрывает глаза на мгновение. Очерчивает злосчастным пальцем контур моих губ.

— Тебя пытались отравить, Ася. Больше этого не повторится. — И только я хочу задать следующий вопрос, он шумно выдыхает: — Пожалуйста, Ася. Сначала тебя осмотрит врач, потом — в случае, если будет позволено, — ты поешь, и только потом мы немного поговорим.

Мужчина гладит мою щёку и отступает в сторону. В это время в палату входит врач. Он внимательно осматривает мои глаза, кожные покровы, язык, ощупывает лимфоузлы.

— Всё в порядке, док? — спрашивает Тихонов.

— Да, благодаря тому, что мы спешно ввели пациентку в состояние медикаментозной комы и сделали полную очистку организма, сейчас состояние значительно лучше. — отчитывается перед ним врач. — Эти две недели…

— Две недели?! — испуганно переспрашиваю, резко вскакивая на койке, и смотрю прямо на Богдана.

Он морщится. Мне кажется, он сильно изменился за прошедшее время. Так, сходу, и не скажешь, в чём именно заключаются эти перемены, но теперь он выглядит чуточку иначе. Тихонов быстро подходит ко мне, наклоняясь, заключает в свои стальные объятия и говорит:

— Тише, Ася, не устаивай истерику.

Я хочу возразить. Разве можно не знать, что ты близок к истерике? Но стоит только почувствовать его крепкие, надёжные руки, я сразу вспоминаю тот вечер, который случился для меня только вчера. Вспоминаю, как задыхалась, пока странная пена бурлила и выплёскивалась из меня, и начинаю рыдать.

Мужской подбородок упирается в мою макушку. Сквозь сжатые зубы он выговаривает что-то врачу. Я не разбираю слов. Прямо у меня под ухом отбивает оглушающе-громкую дробь его сердце.

«Бух-бух-бух», — отсчитывает секунды, и я затихаю.

Всхлипываю жалобно, высвобождаю руки, зажатые между нами, и нерешительно обвиваю ими мужское тело. Почему-то я знаю, что могу ему доверять. На самом деле он не хочет причинить мне вред. Тот вред, который настоящий. Не он меня пытался убить, но я уверена, что он сделает всё возможное, чтобы защитить меня. Глупо ли? Возможно. Мне просто больше не на кого положиться, а он… Вот он, рядом. Этот странный, пугающий меня мужчина с тёмными глазами и горячими руками.

Я уже успокоилась и готова отстраниться, но вдруг происходит нечто очень странное. Тихонов громко вздыхает, а потом целует мою макушку.

— Затихла? — спрашивает своим фирменным тоном с лёгкой хрипотцой, и я киваю. — Вот и умница. Нужно поесть.

Он отстраняется, не глядя на меня, берёт больничный поднос и устраивается рядом.

— Либо ты сама всё съешь, либо мне придётся накормить тебя, — предупреждает Тихонов.

Я смотрю на молочную кашу, на воздушную творожную запеканку с изюмом, на какао с пенкой и понимаю, что просто не могу пересилить себя, и качаю головой, упрямо поджимая губы.

Мужчина недовольно цокает, подхватывает ложку, набирая кашу, и отправляет себе в рот. Съедает три ложки, четвёртую — подносит к моим губам.

— Видишь? Я жив-здоров, Ася. Я буду лично контролировать всё, что попадает на твою тарелку. Обещаю.

Богдан кормит меня, а когда я неловко дёргаюсь и пачкаю кончик носа, он, посмеиваясь, стирает кашу большим пальцем. Обхватывает ладонью моё лицо и мягко треплет.

— Я рад, что ты поправилась, Ася.

Смотрит мне в глаза. Приближается к моему лицу, шумно втягивая носом воздух. Мой запах? О Боже! Между нами остаются считанные сантиметры. Я чувствую его жар, дыхание по коже.

Мужчина упирается лбом в мой. Смотрит пытливо. Его ладонь скользящим движением ложится на заднюю сторону шеи, удерживая или поддерживая. Что он собирается сделать? Неужели поцелует?

Вижу в его взгляде борьбу, мелькающее разочарование. И рука с моей шеи исчезает.

Богдан чуть смещает свою голову. Ведёт носом по коже от скулы вниз, к самой горловине больничной сорочки. И целует мою ключицу.

Всё происходит настолько неожиданно, что я вздрагиваю и ахаю. Громко и несдержанно.

Нежное касание грубых губ совершенно не вяжется с образом Тихонова.

Не знаю, кто из нас смущён происходящим больше, потому что, пока я сижу, пытаясь унять трепыхание в груди, он резко отстраняется, не глядя мне в лицо, вообще не смотря в мою сторону. Тяжело дышит, словно пробежал стометровку.

— Ешь, Ася. — бросает грубо, поднимаясь на ноги.

Я понимаю, что он сейчас уйдёт. Хватаю его за руку незнамо зачем.

— Богдан…

— Ася, ешь! — отрезает он. — Мне нужно уйти.