Будь моей няней

— Так что, Имма, в паре с мужчиной вы любите активную роль или пассивную?

Я смутилась под его обжигающим взглядом.

— Как вы и сказали, граф, иногда мы выигрываем, уступая, потому что радость победителя возвращается к уступившему в двойном размере. Но уступать всегда — значит лицемерить и заведомо лишить себя радости триумфа и разнообразия в отношениях. Поэтому я за контраст и возможность быть собой, не теряя при этом разумности и поиска компромисса.

— Знаете, что я о вас уже понял, Имма? — весело спросил граф.

— Что?

— Вы начинаете заумно философствовать, когда смущаетесь. Это так мило!

Он подмигнул мне и протянул руку за моей ракеткой. Когда забирал, дотронулся до моей руки, отчего я вспыхнула, как зажженная спичка. Граф взял ракетку и оставил меня с моим смущением, уйдя вперед. Вот ведь жук! Еще и издевается! Нет бы тактично промолчать. Но где он, а где тактичность.

Когда спустя время, понадобившееся мне, чтобы прийти в себя, я подошла к графу и Элли, он рассказывал дочери что-то о поместьях, которые им принадлежали. Увидев меня, девочка прервала его и радостно воскликнула:

— Я придумала, во что мы будем играть — в магазин! Я буду продавать… пап, как ты только что сказал слово?

— Недвижимость.

— Да, точно. Я буду продавать недвижимость. Садись, Имма. Ты и папа будете покупателями.

— Мэлл Имма. Вы. Будете, — ровным голосом поправила я ошибки Элли, которая отмахнулась от меня.

— Я буду вам хвалить, а кто больше заплатит, тот и купит.

— Это называется аукцион, Элли. То, что ты выставляешь на торги, называется лотом. А цены — ставки.

— Да-да, пап, — также нетерпеливо отмахнулась Элли. — Кому нужен красивый большой дом…

— Мне нужен, — оживилась я. — У вас уже есть. Куда вам еще? А у меня хоть один будет…

— Хорошей недвижимости много не бывает, — включился граф. — Какова начальная цена, Элли? Поторгуемся? — подмигнул мне граф.

— Сто тинов, — выдала Элли.

Мы с графом прыснули.

— Он игрушечный? — с подозрением спросил граф.

— Почему? Самый настоящий! — оскорбилась Элли. — Мало? Тогда тысяча тинов.

— Ну, значит, дом не слишком большой и худой. Наверное, крыша протекает. Поэтому так уж и быть, за тысячу и один тин я его куплю, — выдвинула я свое предложение.

— Да нет же! Дом хороший! Светлый! В нем три этажа и крыша хорошая!

— Тогда тысяча и два тина, — сдерживая смех, перебил мою цену граф.

— За хорошую крышу даю на тин больше! Дом мой! — накинула я.

— У дома еще есть большой сад! В котором много птиц. И рыбок в пруду.

— Ну, это меняет дело. Тогда две тысячи тинов, — нагло заявил граф.

— Имма, в доме есть балконы. Ты же любишь балконы? — хитро посмотрела на меня Элли.

— Очень люблю. Две тысячи и один тин. Такова моя цена за дом с садом и балконами. Птиц и рыб может забрать граф.

— И где я их буду держать без дома и сада? — возмутился он. — Раз мне надо где-то размещать живность, я этот дом покупаю за три тысячи тинов.

— Там есть фонарики, Имма. Они очень красиво светят в темноте, — соблазняла меня Элли.

— Хорошо, фонарики стоят еще пять тинов. Три тысячи и пять тинов. Моя последняя цена.

— Пап, в доме есть большой кабинет! Ты же любишь сидеть в кабинете?

Я не сдержалась, рассмеялась. Вот же ж хитрюшка.

— Элли, ты прирожденный продавец! — восхитилась я.

— Кабинет я люблю, но мне достаточно одного, своего.

— Тогда… тогда… пап, там есть комната, в которой много сладостей, — выпалила Элли, соблазняя в меру своих желаний.

— О, ну тогда, простите, Имма, за такую комнату я готов выложить целых сто тысяч тинов.

Глаза Элли восхищенно округлились.

— Ну а я уж тогда и миллиона не пожалею, — сказала я. Гулять так гулять.

Граф поднял руки, показывая, что сдается.

— Миллион тинов — раз! Миллион тинов — два! Миллион тинов — три! Мэлл Имма, вы победили. Дом ваш.

— Ура! — обрадовалась я. — Здорово. Я вас всех приглашаю к себе домой, в ту самую комнату для сладкоежек, мне не жалко.

— А как мы в нее попадем? — спросил граф.

— Элли нам нарисует этот дом, сад, птичек, пруд с рыбками и комнату со сладостями. Да, Элли? — обратилась я к девочке.

— А что там рисовать? Вы и сами все видите, — обвела она вокруг руками. — Папочка, я продала наш дом!

Наступила долгая немая пауза. А потом я, в который раз за это утро, расхохоталась. Граф обиженно, с упреком посмотрел на меня, театрально вздохнул и уточнил:

— Элли, а мы можем повторить торги?

— Нет, пап. Что продано, то продано, — развела малышка руками.

— В любом случае у меня нет такой суммы, так что сделка аннулируется, спите спокойно, граф. А где все-таки комната для сладкоежек?

— Это же кухня, мэлл Имма! — укоризненно посмотрела на меня Элли. — Там всегда полно сладостей.

— А-а-а… — протянула я.

— Знаешь, дочка, ты все-таки в следующий раз продавай что-то чужое, чтобы не жалко было, — посоветовал граф, который никак не мог прийти в себя от коварства дочери.

Мы с Элли захихикали в ладошку. Наше веселье прервало появление Памелы. Она прибежала, стала обниматься с отцом и сестрой, плюхнулась к ней в «гнездо» и раздавила яйца.

Начался ор, плач, разборки.

— Ты убила моих птенцов! — обвиняла Элли Памелу со слезами на глазах.