Будь моей сестрой

Тилли подметает дорожки. Завидев меня, она грузно идет наперерез. Газон мокрый, я останавливаюсь, чтобы она не торопилась.

– Скажи что-нибудь по-русски!

Я жду, пока она дойдет.

– Мой рок-н-ролл – это не цель и даже не средство. Что там дальше… Дорога – мой дом, и для любви это не место. Прольются все слова, как дождь, и там, где ты меня не ждешь…

– Нишдйош, – Тилли смотрит на меня сердито, как будто я ее обманула. – Не может быть такого слова. А кьюугу хорошее, я запомнила. Завтра придет Том, чинить скамейки.

– Только завтра?

– По средам у него выходной, и в воскресенье.

– Отдашь Иде? – достаю из кармана маленькую фигурку.

Пластиковая Гермиона Грейнджер хмурится, Тилли кивает.

МАРТ

Я ничего не нашла.

Мой бывший любовник записывал меня в телефоне и как «Елена Станиславовна, годовой отчет», и «Алексей, шины», и даже ООО «Лимпопо». В телеграмме Данилы я нашла только один похожий контакт, но в чате «Сачков В. Н. Лесничество» была переписка об электрификации дачного участка, линиях электропередачи на пятнадцать или хотя бы пять киловатт и планах Ленэнерго прорубить просеку.

В других чатах обсуждались нейронные ядра в макбуках, обновления программно-аппаратной архитектуры параллельных вычислений, современные варианты длл-хелла на питоньих пакетах, открытые программные библиотеки для машинного обучения, виртуальные среды и нативные типы. Все это перемежалось кусками кода, картинками сгоревших ssd и новых видеокарт.

Ни любовных посланий, ни фото троих детей, ни документов на ипотеку в Бартошице или хотя бы Дареме. Я даже расстроилась. Второго телефона у Данилы не было, или я просто не знала о нем.

Друзей Данила тут еще не завел, однокурсники, с которыми он поддерживал близкое общение, не видели его кто два года, кто семь лет. Обе его бывшие, с которыми я была знакома, тоже ничего не знали.

Нанятый частный детектив завял уже через неделю. Сослался на разбивший его ишиас, похвалил вдумчивую работу местной полиции и выразил надежду на скорое разрешение дела.

Сначала я бегала курицей, которой внезапно для нее отрубили голову, потом лежала, как мешок с соломой, надеясь, что полиция принесет плохие новости и можно будет наконец умереть.

Но ничего не происходило.

А потом сломались ножницы. Просто не выдержали твердого картона и распались пополам – отлетела заклепка, которая держала их вместе.

– Даня, – смеялась я в голос, – я нашла лут. Найден новый предмет – половинка ножниц!

Данила женился на мне от умиления.

В первое наше свидание я так стеснялась, что пила виски без меры, не чувствуя ни запаха, ни крепости, ни вкуса. Виски оказался торфяным, и я следующие несколько дней провалялась пропитанной креозотом шпалой. Данила отпаивал меня кефиром и уверял, что жестокое похмелье мне к лицу. А когда узнал, что я не играла ни в одну компьютерную игру, даже в детстве, решил, что это потому, что меня заколдовали злые феи, но он знает, как снять заклятие.

Заклятие снимали весь медовый месяц по три раза на день и потом тоже. Сильно не продвинулись. Играть мне было скучно. Данила выбирал несложные, красиво нарисованные квесты, которые разрабатывала его контора, но и там я умудрялась заблудиться в трех соснах.

– Какая тупость! – возмущалась я. – Почему я должна искать вторую половинку ножниц? Почему сразу нельзя дать мне целые?

Данилу это всегда очень смешило, он приходил посмотреть, что там в игре, и мы тут же начинали снимать заклятие.

Вторая половинка ножниц потом все же находилась, веревка, удерживающая лодку, разрезалась, и я продолжала красочный, но не очень интересный квест.

– Данечка, – впервые за все время я разрыдалась, – у меня теперь есть две половинки ножниц, а смысла в этом никакого!

ЧЕТВЕРГ

Я опаздываю.

– Ваша пицца скоро будет готова.

Черноглазый юноша с румянцем на смуглых щеках смотрит виновато.

– Извините, что так долго. Мы дадим вам вторую в подарок.

– Спасибо, не нужно. Я вернусь через пять минут.

Дюжина нераспустившихся нарциссов связана тонкой резинкой, нераскрывшиеся вытянутые головки повисли.

– Если я стану больше грешить, это развеселит вас?

Отец Джон снова задумывается.

– Не могу сказать, что мне грустно.

– Не грустно. Я вижу, вам бывает скучно без угодного Господу разнообразия.

– Чем же это пахнет? – переводит он разговор. – Будто в очень хороший чай пролили солодового уксуса.

– Инжир, лавр, бергамот, – перечисляю я. – Что-то из этого может дать кисловатый оттенок.

– Инжир, – кивает отец Джон, – он же сикомор – библейская смоковница. Закхей сидел в ее кроне, высматривая Иисуса Христа. Он был богат. Точно так же и все люди богаты грехами. Тебе не о чем беспокоиться, и нам всем тоже. А вот пицца может и остыть.

Я оставляю его наедине с моцареллой, песто и ветчиной.

Джун сидит на детском стульчике возле невысоких стеллажей с молитвенниками.

– Привет, – я кладу связку нарциссов на маленький столик рядом.

Она достает молитвенник, тщательно протирает обложку, ставит книгу на место и не спеша берет следующую, показывая, что очень занята.

– Пыль, – Джун трет обложку так, словно на ней присохла грязь.