Будь со мной честен

Мы оставили Ксандера с Фрэнком, Мими переоделась в Одри Хепберн, и я повезла ее в школу. Думаю, она выбрала этот наряд из солидарности с сыном. Слава богу, что на этот раз она не стала обматывать голову футболкой и оставила дома очки.

Поскольку я не являюсь официальным опекуном, Паула провела меня в «комнату ожидания», то есть посадила на ящик с бумагой для ксерокса в подсобке, указала на вентиляционную шахту, общую с кабинетом доктора Мэтьюса, и прижала палец к губам. Я кивнула.

У нового директора был пронзительный и самодовольный голос. Очень удобно для подслушивания, хотя я не позавидовала бы людям, которые застряли с ним в лифте, работают в одном офисе или живут в одном районе. Голос Мими доносился едва слышно, однако я улавливала достаточно слов, чтобы не терять нить разговора. Наша милая Фиона спросила у Фрэнка, нельзя ли примерить его феску. Я могла только представить выражение его лица – нежное, почти безразличное, и только самые близкие люди могли прочесть в нем радость. Наверное, он подумал, что Фиона все же не такая, как все.

Фиона взяла феску, бросила на пол и наступила ногой. Когда Фрэнк схватил свою драгоценность и бросился бежать, девчонка велела кучке хулиганов догнать его и вновь отобрать феску.

«Мы разговариваем, а потом беремся за руки и убегаем от врагов».

Я услышала, как Мими произнесла имя девочки, хотя не разобрала остальных слов.

– Мотивы Фионы очевидны, – сказал доктор Мэтьюс. – Новенькая пытается завоевать авторитет в детском коллективе. Тем не менее я считаю, что она не виновата. Нам следует выяснить, что можете сделать вы как заботливый и любящий родитель, чтобы предотвратить такие инциденты в будущем. Признайте, миссис Бэннинг, вы сами позволяете Фрэнку делать из себя жертву.

После этой фразы у меня появилось чувство, что доктору Мэтьюсу нельзя иметь детей.

Мими пробормотала что-то неразборчивое, а директор ответил:

– Вы прекрасно отдаете себе отчет, что экстравагантная манера одеваться мешает Фрэнку сблизиться с другими детьми.

Я ждала от Мими гневной реплики, что Фрэнк не такой, как другие дети, а она вновь сказала что-то так тихо, что я не расслышала.

По дороге домой Мими молчала. Не в силах больше выносить напряжение, я спросила, до чего они договорились.

– Не твое дело, – сказала она.

– Послушайте, Мими, я знаю…

– Ты ничего не знаешь, Элис. И почему ты решила, что можешь называть меня Мими?

– Вы сами сказали.

– Ничего подобного.

– Нет, сказали, – уперлась я. – В тот день, когда Фрэнк попросил разрешения поиграть в школе после уроков. Я еще приготовила вам омлет. У меня были мокрые волосы. Помните?

– Почему ты вечно споришь? Немедленно останови машину. Видеть тебя не могу!

А то она на меня смотрела!

Я съехала на обочину и остановилась. Мы спускались с холма, так что когда Мими распахнула дверцу, та зацепилась за бордюр. Я нигде не видела таких высоких бордюров, как в Лос-Анджелесе. Во время наших летних приключений Фрэнк как-то объяснил, что высокие бордюры спасают тротуары от затопления в сезон дождей. Теперь я поняла.

Мими хотела уйти стремительно и эффектно, однако получилась сцена в духе Чарли Чаплина: хрупкая женщина против сурового мира. Ей пришлось взбираться на бордюр высотой с Килиманджаро. Пока она вертелась, протискиваясь в отверстие не шире дамской сумочки, узкое платье подскочило вверх, а одна туфля слетела с ноги. Выбравшись наконец на тротуар, Мими исчезла из виду. По ее тяжелому дыханию я поняла, что она легла на землю и вылавливает из-под машины упавшую туфлю. Наконец ей это удалось. Эврика! Перед тем как толкнуть речь, она встала, облокотилась на машину, чтобы надеть туфлю, одернула платье и стряхнула с него грязь. Я любезно открыла окно с пассажирской стороны, чтобы дать ей высказаться.

– Наверное, чертовски утомительно всегда быть такой самоуверенной, – сказала она. – Только знаешь, Элис, я открою тебе один секрет. Стремление к совершенству делает тебя просто невыносимой.

После этого она хотела красиво уйти, хлопнув дверью мне в лицо. Вот только дверца пикапа «Мерседес» весит около тысячи фунтов, а Мими – не больше сотни, и у нее не получалось даже снять дверцу с бордюра.

– Вам помочь? – спросила наконец я.

– Мне не нужна твоя помощь. Вообще никогда.

Я подняла стекло.

– Как хотите.

Мими наконец захлопнула дверцу, выудила из сумочки телефон и тут же уронила на землю. Я испугалась, что он разбился, и хотела открыть окно, чтобы спросить, не отвезти ли ее домой. Однако теплившиеся в моей душе остатки доброты заставили преодолеть искушение. По опыту жизни в Нью-Йорке я знала, что злость придает некоторым людям сил, которые помогают преодолевать трудности. Мими, несомненно, относилась к такому типу людей. Поэтому я молча дождалась, когда она поднимет телефон и наберет номер. Поговорив с минуту, она бросила взгляд на часы. Я стояла на обочине, пока не убедилась, что она села в подъехавшее такси, ни разу больше не посмотрев в мою сторону.

Ближе к вечеру, когда я резала сладкий перец на салат, Мими вышла на кухню. Я прекрасно понимала, что она пришла не извиняться.