Будаг — мой современник

— Интересуется прошлым Бахшали, был ли он близок с Вели-беком.

— Что еще?

— Сам аллах не знает, какая болячка ноет у них в животе!.. Говорят, что в моих стихах есть политические ошибки.

— Спасибо, что пришли ко мне. Но вам надо немедленно отправиться в райком к товарищу Аббасзаде!

— А кто он?

— Самый главный человек в нашем районе, секретарь райкома.

— И что я ему скажу?

— То, что мне сказали… Не медлите!

* * *

Алмас хорошела день ото дня, становясь похожей на Кеклик. Когда я смотрел на ее личико, нежность приливала к моему сердцу. Ильгар уже не играл игрушками, а разбирал их, чтобы увидеть, из чего они сделаны.

Я показывал ему, как нужно заводить машину, когда зазвонил телефон. Снял трубку. Говорила сестра Мансура Рустамзаде, приехавшая погостить к брату.

— Что-что? — Я не сразу понял, о чем она говорит.

— Только что увели профессора.

Взволнованный сообщением, я окликнул Кеклик, чтобы она смотрела за детьми, и заспешил в райком.

— Объясните мне, товарищ Аббасзаде, как опытный партийный работник и настоящий большевик, что у нас творится в районе?

— Что ты имеешь в виду?

— Преследование честных и ни в чем не повинных работников!

Он сухо ответил:

— Советская власть таких не преследует.

— Советская власть здесь ни при чем, я говорю о заместителе начальника районного отделения ГПУ Кюране Балаеве!..

Он перебил меня:

— Разберутся и выпустят, как только подозрение отпадет.

— Товарищ Аббасзаде, — я упрямо гнул свое, — а если завтра меня арестуют, вы так же будете рассуждать?

Аббасзаде вздрогнул и посмотрел с тревогой на меня, явно волнуясь.

— А что опять случилось?

— Вы все знаете.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вам известно, что сегодня забрали профессора Рустамзаде?

— Не может быть!

— Товарищ Аббасзаде, я могу поклясться своим партбилетом, что Рустамзаде чистейший и светлейший человек! Однажды его делом уже занимались, но разобрались и отпустили.

— Как? — Аббасзаде заинтересованно глянул на меня. — Что же вы раньше мне об этом не говорили?

— Это было в Курдистане. Кто-то оклеветал тогда Рустамзаде, но потом поняли, что это был поклеп на хорошего человека.

Секретарь расстегнул воротник рубашки, встал из-за стола, подошел к окну и закурил.

— Ну, а все же, за что именно?

— Подоплека была такая, что он во времена мусавата закончил медицинский факультет и работал врачом. Что же он, не должен был лечить людей, если они жили при мусавате?!

Аббасзаде ходил по комнате, потирая виски (еще как заболит голова от всего, что приходится выслушивать!).

— Товарищ Аббасзаде! Приходил к вам поэт Багбани?

— Нет. А что ему нужно?

— Его третий раз вызывают в Агдам и допрашивают.

— А его за что? — Секретарь глубоко вздохнул.

— Допытываются о прошлом Бахшали.

— А вы Бахшали давно знаете?

— Давно.

— Будаг, пока я могу вам дать только один совет: сохраняйте спокойствие и выдержку.

— Не могу я сохранять спокойствие, когда кругом творится такое!

— Этим вы навредите самому себе.

— Что же делать?

— Терпеть, ждать. Честно делать свое дело. Бороться за чистоту наших взглядов.

— И ежедневно терять одного верного друга за другим?

— Таков характер классовой борьбы.

— Нет, это неправильно. Бороться надо с врагами, а не с честными тружениками.

Аббасзаде опустился в свое кресло, уперся локтями о стол и закрыл ладонями лицо. Так он сидел минуту. А потом я услышал:

— Ты думаешь, я сам не ломаю голову над этим? — И тут же переменил тему: — Когда намечено у вас обсуждение пьесы «Алмас»?

— Через неделю.

— Нужно повременить… — Он что-то вспоминал. — Через неделю заседание бюро райкома. Перенесите обсуждение хотя бы на три дня.

— А через десять дней учительская конференций.

— Вот и хорошо! Как раз будут собраны сельские учителя, и мы организуем их встречу с Джафаром Джабарлы. А потом повезем по колхозам.

— Мы посвящаем ему целую страницу в нашей газете.

— Правильно делаете, газету прочтут все.

— Я дам информацию в республиканскую газету «Коммунист» об обсуждении у нас пьесы.

— Непременно, непременно… — Он задумался.

— Так много хочется сделать, но не дают работать! — вспылил я.

Аббасзаде только вздыхал.

* * *

Увидеться с Мансуром Рустамзаде не позволили (только дважды в неделю разрешены передачи). Я зашел к Нури.

— Ты же прокурор, помоги!

Его ответ меня поразил:

— Ты хочешь, чтобы я сидел с ним?

Что же делать? Кеклик не знала, как меня успокоить, а я старался не подать виду, что мне тяжело. Потерял сон и аппетит.

— Напрасно мы приехали в Агдам, — сказал я как-то. — Только теряем верных друзей. Балаев вытворяет все, что хочет. И нет человека, который мог бы поставить его на место!

— Каждый старается для своей семьи. Только ты готов горло перегрызть за друга.

— Хорошее сделать трудно, плохое — легко. — Я прижал ее голову к груди. — Кеклик, родная, если пятнают мои идеалы, что мне моя жизнь?!

* * *

Вскоре я снова отправился по колхозам. Посетил колхоз «Инглаб», куда собирались привезти Джафара Джабарлы. При въезде в село уже висел транспарант, приветствующий писателя.

Колхозники готовились. Побелили здание правления колхоза. На площади красовался новый клуб, а рядом с ним врачебный пункт. Село заметно изменило свой облик.